Петля Арахны (СИ)

И она всё взяла. Всё до капли. Она так любила этот момент — его наслаждение. Он задержался в ней, опершись одной рукой об изголовье, а другую возложив на свою вздрагивающую от учащённого дыхания грудь, и в лице его, слабо освещаемом отблесками молний, Гермиона видела исступлённое, почти самозабвенное упоение. Он аккуратно погладил её по покрытому испариной лбу, а потом вышел из неё, ложась рядом и прижимая Гермиону к своему плечу.

— Восхитительно, — выдохнул наконец он, спустя молчанье.

Небо над Малфой-мэнором стонало от раскатов грома, капли бились в окна с ещё более отчаянной силой. Распухшие губы Гермионы продолжали скользить по его коже.

— И как бы мы только жили с тобой без этого пять лет? — Расслышала вдруг она.

— Ах, Люциус, — Гермиона крепче прижалась к его взмокшему телу. — Я не хочу даже думать об этом больше!

— А я… я вот всё никак не могу отделаться от мысли, что мог бы сейчас быть совсем не здесь, — он повернул к ней лицо, и в полумраке она различила блеск его глаз.

— Могу только сказать, что если бы это и случилось, то в Азкабане я бы стала очень частой гостьей, — Гермиона погладила его по щеке, — особенно в тех самых приватных комнатах для супругов…

— Фу, — Люциус улыбнулся. — Мне противна даже мысль, что нам пришлось бы заниматься любовью в месте столь мерзком.

— Ни одно место, где царит наша любовь, не может быть мерзким.

— И всё же я рад, что она царит сейчас в нашей спальне, — он крепче прижал её к себе. — Да и… боюсь, в Азкабане я не был бы для этого в подходящем настроении.

— Ну, — она провела рукой по его груди и ниже, — твоё настроение было бы уже исключительно моей задачей.

— И я не сомневаюсь, что ты справилась бы с ней самым наилучшим образом. Тебе всегда удаётся это мастерски… Никогда не забуду ту жуткую неделю, когда ты истязала меня с утра до ночи, притворяясь примерной женой!

— Ах, это я-то тебя истязала?! — Гермиона приподнялась на локтях.

— Конечно, — выплюнул он. — Чего только стоил этот твой остекленевший взгляд и фальшивая улыбка… А я всё равно не мог даже сопротивляться тебе!

— Ах, бедный, — она забралась на него сверху, склоняясь над ним. Губы её, едва касаясь, заскользили по его виску и щеке. — Вот трагедия, когда дома тебя ждёт то наложница, то гейша… то «шлюха из китайского квартала»!

Пальцы её сдавили Люциусу соски, отчего он поморщился.

— С другой стороны, та неделя очень чётко позволила мне кое-что для себя понять. — Он аккуратно снял её руки со своей груди, целуя их по очереди.

— Что же это, позволь узнать?

— А то, моя радость, что я просто не имею права уставать…

В комнате повисла недлинная пауза.

— Уставать? — Гермиона не сразу даже поняла, что он имел в виду. В следующую секунду, однако, губы её расплылись в широкой улыбке, и она заливисто рассмеялась. — Ну, Люциус, ты что, серьёзно? Тебе ли об этом думать вообще?!

Ладошки её вновь упёрлись ему в грудь, и, сдвинув бёдра ниже, она настойчиво потёрлась о его спокойную сейчас плоть.

— Ну, мне всё-таки уже не тридцать, знаешь ли, — он сжал её ягодицы. — Хоть мне и льстит твоя реакция…

— Ах, если бы ты только знал, как мне сладко с тобой, то и думать бы забыл о подобных глупостях! — Гермиона прильнула к нему с ещё большим жаром, начиная покрывать поцелуями лицо.

— Ну, именно потому я и…

— А-а! — поражённо задохнулась вдруг она, отчего Люциус даже вздрогнул, удивлённо воззрившись на неё. — А не потому ли ты ушёл тогда из нашей спальни в другую комнату на целую неделю?!

— Ах, Мерлин! — он прикрыл глаза. — Ну, разве что отчасти. Я ведь и, правда, был тогда ужасно истощён. Морально, конечно же… Да и полагаю, нам обоим требовалось немного подумать.

— Немного подумать? — ладони её яростно надавили ему на грудь, и воздух с шумом вышел из его лёгких. — Да ты хоть понимаешь, что та неделя стала самой страшной для меня за всю нашу семейную жизнь?!

— Да, неужели? — он фыркнул. — А как же прошлая неделя, когда меня должны были посадить в Азкабан?

— Нет! — ногти Гермионы впились ему в кожу, и он осторожно взял её за запястья. — Та, неделя была самой ужасной, потому что… когда ты ушёл в другую комнату, я поняла, что всё зашло слишком далеко, что я больше не могу чувствовать тебя, когда сплю, понимаешь? Когда все проблемы дня уходят, а разум больше не может влиять на моё тело и… оно просто стремится к тебе, вот так, как сейчас, — она вновь потёрлась о него с наслаждением ощущая, как тело Люциуса отзывается на её прикосновения. — А потом, спустя дни, когда ты наконец пришёл ко мне среди ночи, я готова была всё забыть!

— Если тебе станет от этого легче — я долго тогда ещё корил себя за то, что не остался с тобой до утра…

— Почему ты вообще так поступил тогда? — дрожа ещё от нахлынувших эмоций, спросила она.

— Я… просто идиот! — Люциус порывисто сел, отчаянно сдавливая Гермиону в своих руках. Губы его принялись с жадностью целовать её, и она изогнулась, теснее прижимаясь к нему. — Однако я… я ведь следил за тобой тогда.

— Следил? — подобно эху повторила она.

— Да я просил этого… мерзкого гада показывать мне тебя в зеркалах пока ты была в лаборатории или где-то ещё.