Петля Арахны (СИ)

Несмотря на тот, давшийся ей весьма нелегко, компромисс, к которому Гермиона пришла с самой собой относительно своих профессиональных устремлений, приключившаяся между ней и Люциусом ссора всё ещё не давала ей покоя. Гермиона понимала, что просто так забыть о случившемся им обоим будет нелегко: Люциус, очевидно, немало был рассержен на неё из-за Алонзо, а Гермиона, в свою очередь, страшно бесилась из-за этой его глупой ревности. Но что она могла сделать теперь, ради восстановления мира в её семье, кроме как принести ему свои извинения и уповать на то, что здравый смысл всё-таки возобладает в его раскалённом мозге над страстями?

Когда Люциус вернулся домой, было уже довольно поздно. Гермиона поужинала одна и, покормив Розу, играла теперь вместе с ней в детской. Люциус зашёл в комнату как раз в самый разгар их кукольного чаепития: Гермиона сидела на четвереньках на полу рядом с дочерью напротив невысокого круглого столика, за которым на маленьких деревянных стульчиках сидела Мими и другие игрушки. Когда же открылась дверь и на пороге возникла его высокая фигура, Гермиона с волнением вскинула глаза.

Люциус не сразу зашёл внутрь. На мгновение он застыл в дверном проёме, неотрывно глядя на неё, и она с достоинством выдержала этот его пристальный, прожигающий её насквозь взгляд.

— Не хочешь… чаю? — спросила наконец Гермиона, приподняв дрожащей рукой со стола крошечную фарфоровую чашечку. Роза радостно схватила своими пухлыми ручками такой же маленький чайничек и принялась наливать Люциусу несуществующий чай.

— С удовольствием, — губы его растянулась в напряжённой улыбке и, закрывая за собой дверь, он медленно подошёл к ним, тоже опускаясь на пол.

— Папочка пришёл! — воскликнула Роза, бросившись в его объятия, и он прижал её к себе.

— Ну, а где же наша проказница Мими? — обратился он к Розе.

— Вот! — девочка неаккуратно схватила куклу за волосы, стаскивая её со стула, и вручила ему.

В глазах у Гермионы защипало от этой в действительности благословенной для неё картины, и она не смогла сдержать улыбки. Как ей хотелось, чтобы они оба просто забыли о случившейся между ними ссоре. Как бы ей хотелось, чтобы этой дурацкой ссоры и вовсе не происходило… Быть может Люциус и сам уже пришёл к этой мысли? Быть может он не станет ничего говорить ей, и они оба просто притворяться, что ничего не было? Надежды её, однако, быстро развеялись, когда Люциус произнёс следующие слова:

— Мими сегодня очень плохо себя вела, — красноречивый взгляд его скользнул по лицу Гермионы: — Как думаешь, Роза, нам следует её наказать?

— Ах, может, хватит на сегодня уже наказаний, Люциус?! — в сердцах воскликнула Гермиона, понимая, что не могла сдерживать себя. — Муж Мими тоже был не очень-то сегодня мил. А она, ты же знаешь, терпеть не может их ссор!

— В таком случае, ей не стоит их провоцировать, — губы его нервно дрогнули.

— Может, мы не будем обсуждать это при Розе? — прошипела Гермиона, поднимаясь с пола и делая несколько беспокойных шагов по комнате.

Молча, Люциус отдал куклу дочери и, погладив её по голове, тоже встал. Затем он позвал мистера Бэгза и когда домовик возник перед ним, он галантно отворил перед Гермионой дверь в граничившую с детской гостиную второго этажа.

Вечер выдался тёмный. Небо плотно затянуло тучами, а потому в комнате сейчас царила мгла.

— Ты хочешь, чтобы я извинилась перед тобой? — хмыкнула Гермиона, когда Люциус закрыл за собой дверь, и тьма поглотила их. — Что ж, я могу. Мне не составит труда. Я действительно, вероятно… переборщила с эмоциями в последнее время…

Люциус сделал несколько шагов по комнате, разжигая палочкой в камине огонь, который тускло осветил гостиную, после чего, остановившись у него, он вновь обратил в сторону Гермионы свой немигающий взгляд. Она всё также стояла у двери.

— Дело не в том, что ты показала мне лишнее, — с расстановкой произнёс он. — Дело в том, что ты вообще испытала те эмоции.

В лице его, освещаемом лишь сполохами огня, было теперь что-то демоническое.

— Но Люциус, — задохнулась Гермиона, беспомощно всплеснув руками. — Они… абсолютно безобидны, уверяю тебя! Я не чувствую к этому человеку, — шея её напряглась от того, как тяжело давались ей эти глупые оправдания, — абсолютно ничего, кроме… признательности, за то, что он повёл себя по отношению ко мне… Ну, не знаю… по-доброму?

В комнате на мгновение воцарилось молчание, прерванное в конце концов очередным судорожным вздохом Гермионы. Дрожащей рукой она провела по своему покрывшемуся испариной лбу.

— Ты моя жена, Гермиона, — улыбнувшись весьма холодной улыбкой, заметил Люциус. — И, формально… его непосредственный начальник. Как ещё он должен был отнестись к тебе?