Гермиона села на кровати, оглядывая флегматичным взглядом ярко-зелёный лес вдали за рекой. В глазах её за эти длинные ночи кажется уже не осталось слёз, да и не было больше нужды оплакивать то, чему вероятно не суждено было длиться дольше трёх лет. Ей пора было принять этот неотвратимо наступавший в её жизни новый уклад. При мысли об этом, правда, острый кол, который впился ей в сердце вот уже тринадцать дней назад, вновь пронзил его с новой силой, разгоняя яд по всему её телу.
Посреди комнаты возник мистер Бэгз, и Гермиона отрешённо взглянула на него.
— Он ушёл? — спросила она.
— Да, миссис Малфой, — кивнул тот.
— Спрашивал про меня?
— Всё как вы и предполагали.
— Хотел подняться?
— Да.
Гермиона горько усмехнулась.
— Я сказал ему, как вы велели, — добавил домовик.
— И как он отреагировал?
— Разбил чашку о стену.
— Ну, конечно, — губы её презрительно дрогнули.
— Вам пришло очередное письмо от мистера Поттера, — домовик достал из-за пазухи конверт.
— Ах, Гарри никак не успокоится теперь, — она устало прикрыла глаза, протягивая руку и забирая письмо. — Прочту позже.
Конверт небрежно отправился на прикроватный столик, и она медленно поднялась, сделав несколько шагов по комнате.
— Ты покормил Розу? — Гермиона снова обратилась к домовику.
— Да, миссис Малфой. И я наконец отчистил вашу лабораторную мантию от того едкого зелья, так что вы сегодня можете…
— Я не поеду сегодня в исследовательский центр, — перебила она его. — Мне нужно закончить то, что я начала здесь… Пойди, пожалуйста, в подвал, мистер Бэгз, найди там те вещи, о которых я тебя спрашивала, и принеси их мне.
— Как скажите, миссис Малфой, — кивнул тот и, слегка поклонившись ей, испарился.
Гермиона постояла у окна ещё мгновение, после чего обернулась и медленно подошла к большому напольному зеркалу в углу комнаты. Лицо у неё было исхудавшим. Глаза запали, краска совсем сошла с губ и щёк…
Две недели назад, когда тот вечер после благотворительного ужина подошёл к концу, она так и не смогла сомкнуть глаз. Она смотрела на него. Смотрела всю ночь, вглядываясь в его лицо, и не понимала, как случилось, что человек, которому она всецело готова была доверить собственную жизнь, обратился вдруг тем, кем, очевидно, был всегда… А она, ослепшая от любви, просто не способна была видеть его истинного лица.
Она любила его.
С отчаянием, выворачивающим её наизнанку, разъедающим ей душу, сердце, разум, даже теперь, Гермиона понимала, что всё ещё любила его, несмотря ни на что. Она бы простила ему всё. Простила бы ему всю эту грязь, которая вывалилась из его прошлого прямо ей на голову и вымарала всю её до самых ног, останься он сегодня с ней до утра…
Гермиона чувствовала себя грязной. Она и была теперь грязная. Вся она была обмазана дёгтем и обсыпана перьями, выпавшими из её собственных крыльев, которые он безжалостно выдрал у неё из спины, сделав её подобной ему, и у неё уже не было пути назад.
Вглядываясь в своё собственное лицо, Гермиона вспоминала тот день, когда Люциус столь внезапно сделал ей предложение, предоставив сутки на размышление, хотя она была готова дать ему своё согласие сразу. Уже тогда, стоя здесь, голая посреди его спальни, Гермиона готова была выкрикнуть ему в лицо «да». Ей так понравилось, что он оказался способен взять за неё ответственность, что у неё наконец появился человек, готовый принимать решения, потому как она ужасно устала в то время что-то решать сама: сперва в Хогвартсе, потом на войне, затем со Снейпом. Она была так разочарована, так раздосадована, что Северус не оправдал её надежд, которые она, вопреки всему, всё же питала. И именно поэтому она с такой радостью отдалась тогда на волю человека, способного быть смелым не только в сражении… Теперь она видела, что это сыграло с ней злую шутку, превратив в конце концов в слабое, почти безвольное существо, полностью зависимое и подчинённое ему.
Сегодня, однако, она должна была всё это прекратить. Сегодня она должна была вновь взять свою жизнь под собственный контроль, доиграв свою роль до конца: она не могла оставить его без столь вожделенного им, последнего, самого главного представления, задуманного ею в ту ночь, пока долгие часы до самого рассвета она неотрывно смотрела на него.
Ему понравится то, что она подготовила для него. Он обязательно получит удовольствие, и она рада была доставить ему его в последний раз…
Отведя взгляд от своего отражения, Гермиона проследовала в их с Люциусом ванную комнату; красивую, отделанную розовым мрамором, с широкой удобной ванной на изящных позолоченных ножках, где они некогда так любили вдвоём лежать. Набрав воды и раздевшись, Гермиона погрузилась в неё. Ей очень нравилась эта комната, как и многие другие в этом доме. Её доме.