Что этот дом был именно её, Гермиона странным образом почувствовала в тот же день, три с половиной года назад, когда впервые точно также погрузилась здесь в воду. Всё тело её тогда болело от синяков, которые она получила, сражаясь с Люциусом за свою независимость от него, осознав по иронии в конце концов, что ей ещё нигде не было также спокойно как здесь, рядом с ним… Быть может потому, она тогда и не покинула Малфой-мэнор, уже предвидя, что это зловещее поместье с пыточными камерами в подвале, должно принадлежать ей?.. Здесь родилась её дочь. Здесь она пережила самые счастливые мгновения своей жизни, а потому не собиралась покидать его даже теперь. Это было её место, частью которого она была.
Когда вода остыла, Гермиона, слегка дрожа от озноба, выбралась из неё и, надев на своё хрупкое, казавшееся ей сейчас ужасно уязвимым, почти бесплотным тело халат, направилась в комнату Розы. Та играла с куклами и Гермиона присоединилась к ней, через силу натягивая на лицо улыбку.
— Кровь, мама, кровь, — сказала Роза, забираясь к ней на коленки и показывая пальчиком на саму себя.
Роза говорила это слово вот уже две недели. Оно, очевидно, очень нравилось ей, и Гермиона понимала его значение. Услышав из уст дочери его впервые, она, конечно, испытала шок, но быстро остыла. Из всего, что ей пришлось узнать за последнее время, это было не самым страшным открытием.
— Да, Роза, — вздохнула она. — У тебя его кровь… Его кровь…
— Где папа? — спросила та, повисая у неё на шее, и Гермиона обняла Розу, потеревшись щекой о её плечо.
— Папа придёт вечером, моя принцесса, — сказала она.
— Давай играть! — воскликнула та, хватая лежащую рядом куклу. — Мими хочет играть!
— Конечно, — улыбнулась Гермиона, беря из рук Розы куклу и всматриваясь в её красивое фарфоровое лицо. — Мими будет много сегодня играть, Роза. И папе понравится её игра. Он будет в восторге…
— Папа любит Мими, — сказала Роза, получая свою куклу назад.
— А ты любишь папу, да, Роза?
Она взглянула дочери в её удивительные голубые глаза. Его глаза. Роза улыбнулась несколько смущённо, и, прикрыв их, просто произнесла: «Па-па», с тем особым придыханием, каким только девочки могут говорить это слово, уже начиная осознавать всё величие и ценность в своей жизни человека, которому оно принадлежит.
На глазах у Гермионы невольно проступили слёзы, и она вновь крепко-крепко прижала Розу к своей груди.
— Я не лишу тебя его, — прошептала она ей на ухо, проводя пальцами по её нежным белым волосам. — Я не посмею… Мими научится жить без него. Да-да, Мими сможет вырвать его из своего сердца, но у тебя отбирать его я не имею права.
***
Люциус не мог найти себе места весь день. Дела в Лондоне тянулись, казалось так долго, что ему хотелось выть. Он так ненавидел всё, что делал теперь. Всё это: Фонд, спонсоры, бесконечные переговоры, казалось ему таким бессмысленным и неважным, крадущим его время. Время, которое он должен был потратить на другие вещи, например на попытку понять, почему этим утром его посетило острое чувство дежавю.
Он уже видел всё это. Он уже проходил через это. Он уже слышал такую же формулировку, какую сегодня ему передал мистер Бэгз от Гермионы, но только много лет назад, дрожа как всегда от страха, ему уже говорил нечто подобное Добби, передавая слова Нарциссы.
— М-миссис М-малфой, просила уведомить вас, сэр, — заикаясь, сказал тогда эльф, отчаянно теребя край своей убогой наволочки. — Что вы м-можете больше не утруждать себя походами в её к-комнату…
Чашка, которую бросил Люциус тогда, угодила домовику прямо в морду.
И вот, снова, спустя двадцать пять лет, всё повторялось вновь…
Люциусу хотелось убивать и пытать каждого встречного, чего он, конечно, делать не стал. Он не настолько сошёл с ума, однако, ему надо было подумать. Ему нужно было восстановить равновесие в своём растревоженном сознании и прийти к какому-то здравому решению, которое позволило бы ему вернуть всё назад. Сделать, наконец, всё правильно. Сделать всё так, как он когда-то хотел, не повторяя своих прошлых ошибок. Почему ему было так трудно всякий раз справляться со своим высокомерием и вспыльчивостью? Почему он никогда не мог уступить, зная даже, что это сыграло бы ему на руку? Почему в свои практически пятьдесят пять лет, он поступал не умнее, чем в тридцать? Неужели жизнь и, правда, его совсем не научила ничему?
Когда уже вечером, Люциус наконец добрался до дома, он был полон мужества решить, возникшую между ним и Гермионой размолвку миром, поговорив с ней и придя к какому-то здравому компромиссу. Он верил, что в голове её ещё осталось благоразумие, а в сердце место для того чтобы вновь суметь принять его… таким какой он был. А потому, быстро поужинав, конечно в одиночестве, он прямиком направился в их спальню. Гермионы там не оказалось. Тогда, он пошёл в комнату Розы, где вновь не обнаружил своей жены. Вместо неё, там был мистер Бэгз.
Люциус подошёл к кроватке дочери, умиляясь её ангельскому сну и подложенной под пухлую щечку ладошке.
— Где миссис Малфой, мистер Бэгз, — поинтересовался, он у эльфа.