— В библиотеке, сэр, — сказал домовик.
Люциус приподнял бровь. То, что Гермиона находилась в библиотеке, давало ему надежду, что разум её, как минимум находился сейчас в неком прояснении, чего о себе Люциус, признаться, сказать никак не мог.
— Что ж, пойду, посмотрю, что она решила почитать, — невесело усмехнулся он, направляясь к двери.
Он уже схватился за ручку, как мистер Бэгз снова заговорил:
— Она только хотела, чтобы вы сперва надели это…
Остановившись, Люциус взглянул на домовика. В следующий миг, глаза его невольно расширились от удивления. На кресле, куда указывал эльф, аккуратно лежала старая мантия Люциуса, с двумя серебряными фибулами в виде змей на груди, которую он не надевал должно быть уже лет пятнадцать.
— Что? — только и выдохнул Люциус. Губы его нервно дрогнули. — Зачем это?
— А мне почём знать? — буркнул мистер Бэгз.
Люциус поморщился, но не стал делать домовику замечания и только раздражённо схватил мантию с кресла, небрежно накинув её себе на плечи.
— А ещё, она настоятельно просила вас, взять с собой вот это, — добавил тот.
— Что ещё? — рявкнул Люциус.
Надежды на то, что Гермиона пребывала в «трезвости», таяли с каждой секундой. Он метнул в мистера Бэгза уже откровенно взбешённый взгляд и сейчас же застыл на месте: в бугристых пальцах, домовик сжимал его старую трость. Ту самую его, фамильную реликвию, серебряная рукоятка которой была выполнена в виде головы готовой к нападению змеи с оскаленными клыками. Она некогда хранила в себе его старую волшебную палочку… Палочку, которую варварски выломал из неё Волдеморт, лишив Люциуса самого ценного, что только можно было отобрать у столь гордого чистокровного волшебника, каким был Люциус — его магическую мощь и достоинство…
Люциус давно не носил с собой эту трость — все эти годы она будила в нём не самые приятные воспоминания.
— Зачем? — произнёс он, осознав, что голос его внезапно осип.
— Спросите лучше у неё, — устало вздохнул домовик.
Люциус не сразу протянул руку, чтобы взять трость. Признаться, он и не думал, что когда-нибудь ещё решиться вытащить её из подвала, где у него было небольшое хранилище вот таких вот, старых вещей, выбросить которые он не мог, но и держать слишком близко подле себя уже не хотел.
Любопытство, однако, настолько овладело им теперь, что он, несколько поколебавшись, всё же забрал её у эльфа. Пальцы коснулись серебряной рукояти. Как давно он не прикасался к ней… Он узнал бы её с закрытыми глазами из тысяч других! По всему телу его от этого уже, кажется, забытого ощущения прошла приятная дрожь. Он любил эту змею. Он дорожил ею, более всех других, какие у него только были, а в этом доме их было немало…
Забыв про эльфа, Люциус стал рассматривать рукоять, погладив гипнотизирующую его змею по голове. Изумрудные глаза её приветливо сверкнули в приглушённом свете ночника у кроватки Розы, и Люциус слабо улыбнулся ей, будто бы извиняясь… В следующее мгновение он выпрямился, поправил на плечах мантию и, перебросив трость из руки в руку, удалился прочь.
***
Покинув комнату Розы, Люциус быстро миновал коридор и поднялся на третий этаж, откуда был вход на верхний ярус главной библиотеки Малфой-мэнора: громадного, абсолютно круглого зала, высотой в три этажа, снизу доверху заставленного ломящимися от древних фолиантов стеллажами с удобными, огороженными высокими перилами площадками и спиральными лестницами. Под высоким куполообразным потолком находилась старинная люстра на несколько сотен свечей, а в самом низу, прямо под ней — такой же внушительный круглый стол на двенадцать посадочных мест, с тяжёлыми коваными светильниками.
Когда Люциус вошёл в библиотеку, он не сразу заметил Гермиону, поскольку за столом её не было. Медленно, всё ещё хмурясь, он прошёл по верхней площадке, спустился на второй ярус и перегнулся через перила, заглядывая вниз. Наконец он заметил её. Она стояла несколько в тени, у стеллажа и читала книгу. Брови у Люциуса сами собой полезли на лоб от изумления: на Гермионе было надето ни что иное, как школьная мантия с прикреплённым к ней, поблёскивающим в скудном свете значком Гриффиндора; волосы распущены и всклокочены; в руке она держала перо, задумчиво посасывая его кончик и делая какие-то заметки на листе пергамента. В этом облачении, она казалась ещё совсем девочкой. Едва ли старше семикурсницы.
Эта весьма странная и в то же время уже будто бы знакомая Люциусу картина внезапно взбудоражила его так сильно, словно то, о чём он всегда мечтал, но боялся признаться даже самому себе, воплотилось вдруг в жизнь. Все слова, которые он так тщательно мысленно готовил весь день, для того, чтобы озвучить их Гермионе, улетучились вдруг. Он зачем-то пригладил волосы на голове, ещё раз оправил мантию и, покрепче сжав в руке трость, неспешно прошёл вдоль стеллажей до лестницы, расположенной на противоположной от Гермионы стене. Спускаясь вниз, он старался не отрывать от неё глаз ни на мгновение, словно она могла куда-то исчезнуть, раствориться в воздухе подобно видению.