Петля Арахны (СИ)

— Как невыносима мне была мысль о том, что ты выросла, и вот так вот просто и пошло досталась ему!.. — выплюнул он, глядя ей в глаза. — Тогда я сказал себе, что очевидно, ты никогда не была, и не должна была стать моей, а все мои фантазии, были ничем иным, как нелепым порождением моего воспалённого, привыкшего получать всё, что ему только не заблагорассудится, сознания… Семья моя вскорости развалилась. Нарцисса ушла, Драко уехал, и я был убеждён в полной мере, что ничего из того, что я напридумывал себе, быть между нами не может… Да и как ты могла стать моей, тогда как я знал, что ты ненавидишь меня?..

Пальцы его погладили её по щеке, и, судорожно вздохнув, Гермиона опустила глаза.

— Простите, мистер Малфой, — произнесла она, возвращая его из нахлынувших на него воспоминаний к их игре. — Я не понимаю о чём вы…

Люциус лишь усмехнулся и, вздохнув, расправил плечи.

— Поднимитесь, мисс Грейнджер, — скомандовал он. Гермиона покорно встала со своего стула, и Люциус добавил: — Снимите мантию.

Дрожащими руками она полностью развязала шнуровки, оставаясь перед ним в одной до середины расстёгнутой блузке и коротенькой тёмно-коричневой юбочке. Люциус оценивающе осмотрел Гермиону, беря со стола свою трость и проводя рукоятью по её бедру, приподнимая юбку.

— Мистер Малфой, — она взглянула на него с испугом. — Вдруг кто-нибудь войдёт?

Люциус с удивлением посмотрел ей в глаза, а затем снова невольно рассмеялся.

— Нас никто не побеспокоит, — сказал он. — Все они заняты своими детскими играми, для которых, ты уже слишком взрослая, Гермиона.

Приблизившись к ней, Люциус завёл трость ей за шею и приманил к себе. Губы его, наконец, коснулись её губ, и он с упоением стал целовать её, вспоминая, что не делал этого вот уже шесть дней… Зачем, в таком случае, он вообще прожил их?

В следующее мгновение он вновь отбросил трость в сторону и скинул надоевшую ему мантию с фибулами со своих плеч, заводя дрожащие пальцы себе за воротник и ослабляя галстук. Жар возбуждения уже давно с неистовой силой разгорелся внизу его живота. Он уже сейчас готов был наброситься на неё, но эта игра была настолько увлекательной и настолько охватила его воображение, что он не мог позволить себе так быстро всё испортить. Он ждал этого слишком много лет. Он должен был насладиться этим.

Схватив Гермиону за талию, он приподнял её, сажая на стол, прямо на раскрытую книгу с изображением Меркурия и задрал её юбку, обнаруживая, что под ней на Гермионе были надеты невинные хлопковые трусики, которые очаровательно плотно обтягивали её половые губы, обрисовывая нежную складочку. Она так и манила его провести по ней пальцем, что он и сделал, помассировав уже твёрдый бугорок.

Гермиона очень натурально залилась краской, и Люциус в очередной раз восхитился правдоподобности, с которой она изображала из себя скромницу.

— Скажи, моя прелесть, — произнёс он с улыбкой. Тонкая хлопковая ткань, тем временем стала совсем мокрой. — Тебе же уже доводилось экспериментировать со своими друзьями, не так ли?

— Пару раз, — сказала Гермиона. — Но мне не очень понравилось.

— Ну, да, — хмыкнул он, иронично поведя бровью, после чего произнёс: — Что ж, значит, мы это исправим… Кем бы ни был этот глупый неумеха, я сделаю так, что со мной будет по-другому. Тебе понравится. Вот увидишь… Как считаешь, может, нам пора их снять?..

Он завёл пальцы под резинку, поглаживая её нежную кожу, и Гермиона боязливо кивнула. Неуклюже приподнимаясь на книге и сминая страницы, она стащила с себя трусики. Люциус помог ей снять их с ног, и, снова дрожа от смущения, Гермиона раздвинула их, демонстрируя Люциусу картину, которую он ещё не видел: на её обычно гладко выбритом лобке красовались теперь милые тёмно-каштановые завитки волос, которых прошлой ночью здесь ещё не было. Картина эта, тем не менее, была настолько неожиданной и головокружительной для него, что он не сдержался и припал губами к коленке Гермионы, оставляя на ней опьяненный от восторга поцелуй.

Улыбаясь, он прикоснулся к этим невинным завиткам пальцами. Они были мягкие и приятно будоражили его, после чего он медленно склонился, обхватив её бедра руками, и прикоснулся языком к её влажному клитору. Гермиона сладко вздохнула и легла на стол.

— Мистер Малфой, — снова выдохнула она, когда его язык проник в неё.

Его имя из её уст сегодня звучало для Люциуса подобно музыке.

— Что, моя девочка? — с придыханием спросил он, приподняв голову и вводя в неё пальцы.

— Это не правильно.

— Но тебе же приятно?

Ответом ему был её всхлип. Эйфория, охватила Люциуса с такой силой, что он, уже едва ли способный сдерживать себя дальше, нетерпеливо прикоснулся рукой к собственной взмокшей ширинке.

— Дай сюда, свою руку, — прошептал он. — Расстегни, хочу, чтобы ты сама его достала.

Дрожа, Гермиона подалась вперёд. Люциус помог ей расстегнуть брюки и с облегчением вздохнул, когда член его наконец оказался на свободе. Гермиона замерла на мгновение, в нерешительности.

— Не бойся, — с усмешкой прошептал Люциус. — Потрогай его, ну же.

Пальцы её робко коснулись его головки и Люциус застонал.