Петля Арахны (СИ)

После того как Люциус покинул большой зал, он не сразу поднялся сюда. Сперва он, конечно, бросился прочь по коридору, не в силах справится с накатившим на него безумием от осознания, что его собственный сын, столь жестоко и кощунственно глумился над ним не сумев проявить и толики милосердия к той тяжелой жизненной драме, в которой он оказался. С удивлением Люциус обнаружил, что нуждался со стороны Драко в понимании. Он желал, чтобы тот проявил к нему доброту, а не прилюдно насмехался над ним. Факт подобного изуверства, задел Люциуса за живое и ему не оставалось делать ничего другого, как отречься от него, отвергнуть, изгнать из этого дома, от жизни в котором несколько лет назад Драко во время похожей сцены добровольно отказался сам.

Спустя мгновения, правда, Люциус уже пожалел о содеянном. Лихорадочное и отравленное сознание его металось, но постояв несколько минут в коридоре, отдышавшись и восстановив некоторую ясность ума, он всё же пошёл назад. Что бы он там ни сказал ему, Драко всё же был его сын. Плоть от плоти. Кровь от крови. И поступил он с ним вполне сообразно тому, как сам Люциус поступал с окружавшими его людьми всю свою жизнь… То что Драко не проявил к нему теперь желаемой заботы, Люциусу было вполне понятно, он сам воспитал его именно таким, а потому мог его за это и простить.

Люциус хотел было вернуться в зал. Он видел выбежавшую оттуда в слезах Асторию и когда след её растворился в недрах коридора, подошёл к дверям и, взявшись за ручки, приоткрыл их. Полностью распахнуть двери он так и не смог, до ушей его сейчас же долетел беспокойный голос Гермионы. Затем снова заговорил Драко… И слова, которые посыпались из его рта на этот раз, заставили Люциуса подумать, что вся его жизнь потерпела, очевидно, крах.

«…Если ты боишься, что он не отдаст тебе её; будет преследовать вас, угрожать…» — слова ввинчивались Люциусу в мозг.

«…Мы провернём всё быстро… быстро… быстро», — они отдавались эхом в его ушах.

«…Да лучше бы я никогда его не знал», — на этой фразе Люциус медленно прикрыл дверь, развернулся и пошёл на скованных ногах прочь.

Люциус пошёл в свою комнату. Совсем забыв, что эта комната ему больше не принадлежала.

Единственное что не позволило ему, кажется, полностью лишиться теперь рассудка была Гермиона. Её слова, её уверенный голос защищавший, не взирая ни на что, его, были теперь единственной путеводной нитью для охваченного агонией сознания Люциуса.

Когда Гермиона тоже вошла в их спальню и дверь за ней закрылась с небольшим стуком, он, пребывавший уже в каком-то странном отчуждённом состоянии, вздрогнул и обратил на неё свой взгляд.

Мгновение они смотрели друг на друга, после чего она устало опустилась на край кровати.

— Я слышал ваш разговор… — сказал наконец Люциус, удивляясь собственному голосу и тому, что он вообще ещё имел способность говорить.

— Ах, это ничего не меняет между нами, — выдавила Гермиона.

— Я только хотел сказать тебе… спасибо…

— Люциус, — вновь поднимаясь и отворачиваясь от него к стене, Гермиона прижала к лицу ладони.

— Гермиона, я, — он сделал несколько шагов по направлению к ней, остановившись за её спиной в нерешительности, глядя на её хрупкие скованные спазмом плечи. — Ты нужна мне. Я не могу без тебя. Я скучаю, я люблю тебя, — руки его с жаром сдавили их. — Я готов на всё, только бы у нас всё стало как прежде. Скажи. Прошу, скажи же мне, что я должен сделать для этого? Ну, хочешь… хочешь, я отдам все свои деньги на помощь эльфам?

От невероятной глупости последней сказанной им фразы он и сам мотнул головой. Горько усмехнувшись, Гермиона высвободила свои плечи из его рук и, сделав несколько шагов по комнате, медленно произнесла:

— Как прежде?.. Тебе нужна я?.. Ты что, ещё не понял, что меня больше нет, Люциус? — Гермиона вскинула на него свои глаза, они были абсолютно сухи, но в недрах их читалась такая вымученная и глубокая печаль, что ему стало невыносимо в них смотреть, он, однако, не посмел отвести взгляд. — За эти дни ты раздавил меня, Люциус! Уничтожил! Сравнял с землёй, на которой стоит это старое, вытянувшее из меня всю душу поместье! Мне не нужны от тебя ни деньги, ни другие богатства, которыми ты можешь обсыпать меня! Потому что ты отобрал у меня самое главное, что было в моей жизни. Ты отобрал у меня меня. Меня, — повторила она срывающимся голосом, ударяя себя в грудь. — Ты говорил, что я твой алмаз. И ты действительно превратил меня в безмолвный и бездушный камень, блестящий в венчающей твоё эго короне, над которой ты чахнешь день ото дня, боясь, что она утонет в этом зловонном болоте, подобно всему, что было дорого тебе, не замечая того факта, что ты и сам уже увяз в нём по самую шею! Ты благодаришь меня за то, что я сказала Драко, но самое отвратительное во всей этой ситуации то, что он прав! Он прав, Люциус!.. Посмотри в кого ты нас превратил, — она безвольно взмахнула руками и покачала головой. — До чего мы дошли… Как ты мог так поступить с нами? Как ты мог?..