Петля Линча

Мы живем в Ньюфилдс. Тесный кубик из двух этажей: вверху я и Люк, внизу родители. Четыре таких прижавшихся домика ступеньками спускаются по холму; дальше сетка и обледенелый берег с полотном железной дороги.

— А ее прическа? А одежда? Зачем она нацепила куртку Люка?

— Милая, она просто привязалась к нему. Разве ты бы не мечтала о таком старшем брате?

— Не знаю… — мама вздыхает. — Ты веришь, что он пропал?

— Да нет, конечно, Люк всегда был горазд улизнуть куда-нибудь, а потом свалиться, как снег на голову…

Люди глухие. Стоите ли перед ними, истекая кровью, кричите ли о помощи — в ответ услышите только: «Какой замечательный сегодня денек, не правда ли?»

Люк никогда бы не уехал без меня — мы все делаем вместе. Делали…

Подхожу к окну. Темное небо, мерцание фонарей, ряды даунхаусов с уныло-бежевой черепицей. Если прижаться к пластику — так что смешно расплющит нос — справа видно кусочек моря. Маленький спасительный огрызок, вроде тех полостей воздуха подо льдом, где можно дышать, когда провалился в реку. Пара дюймов — не больше — только высунуть нос.

— Вуф!

— Привет, Рауль, — спаниель топочет по лестнице и, вытянув язык, прыгает передо мной.

— Вуф! Вуф!

Треплю шерстку песика, а сама думаю о брате.

Зачем он ходил в библиотеку? …

В интернете почти никакой информации, только статья про историю линии на сайте графства. Нудно и вся суть в последнем абзаце:

«Ветка была закрыта для пассажирских перевозок в 1930 году; после национализации британских железных дорог в 1965 и прихода на пост президента компании Ричарда „Топора“ Бичинга были окончательно прекращены грузовые рейсы, пути демонтированы, а станции проданы в частную собственность».

Значит Вулер и Акелд перестали существовать в шестидесятые годы. Где же Люк взял билет?

— Или это не его. Да, Рауль?

— Вуф!

Скверное февральское утро. Скверное настроение. Тусклое небо осыпается шелухой снежинок; мне холодно, и никак не спрятаться от ветра. Он забирается под куртку, которая слишком велика, прячется ледяным комком за пазухой, кусает уши и нос… Господи, да что же это!

Слева от здания станции — река в низине и высокие арки железнодорожного моста-виадука. Мне всегда кажется, что по нему вот-вот помчится старинный поезд — чадя клубы дыма, трубя паровым свистком… Сейчас там пусто.

В школу я не пошла — не сумею успокоиться, пока не выжму все из зацепки.

— Здравствуйте, помогите, пожалуйста…

Белокурая кассирша стучит ногтем по надписи «Билеты не возвращаем».

— Нет, вы не поняли, просто расскажите, откуда он? Что-нибудь…

— Девочка, тебе нужно обратиться в другое место.

— Но…

— Одна что ли тут?! — недовольный голос сзади. Я и не заметила, как собралась очередь. Пальцы с билетиком начинают коченеть.

— Пожалуйста! Мой брат пропал…

— Это же дочка Пинк-Ботлов! Такая же, как братец, — никакого уважения к старшим!

— Заткнитесь!!! Вы не знали моего брата!

— Пффф, — женщина в шляпке чинно фыркает и отворачивается.

— Пожалуйста, — снова гляжу на кассира, — любая…

Мужчина сзади отталкивает меня.

— Не трогай!!! — я вдруг понимаю, что на этот визг обернулись почти все посетители станции.

Наглец спокойно наклоняется к окошку:

— До Алнмута.

— Я еще не договорила!

— Иди отсюда, пока я не отвел тебя к родителям! Ты не должна быть в школе?

— Иди… сам!!!

Я пытаюсь вдохнуть и не могу. Только открываю и закрываю рот, как рыба на берегу. Небо темнеет… Нет, не падать, присесть. Ничего, что на снег. Холод — это не страшно, надо только дышать.

— Ааа, — в легких пусто, не хватает позвать на помощь.

Майя, борись.

Скрежет в горле — короткий вдох.

У меня все в порядке. У меня все в порядке. Дыши.

Жду, пока поток людей уменьшится, и снова подхожу к кассе.

— Ах, — кривится белокурая работница. — Ну, давай свой билет.

Вертит бумажку, морщит лоб:

— Эти станции много лет закрыты. Не знаю, чем тебе помочь. Разве что… Сейчас напишу номер моей подруги. Она, кажется, говорила, что работала с бывшим начальником станции Илдертона, это на той же ветке. Боюсь, все…

Мередит Питерс — Кевин Саммерхауз — Руперт Перебрайт. Рука устает держать телефон.

Симпатичный автобусик везет меня по проселочной дороге. Внутри тепло и уютно; снежинки за окном тихо кружатся и простыней накрывают мерзлые поля. Иногда посреди такого белого квадраты видны следы. Оборотни в Нортумберленде?

«Сенсация! Человек-твидовый-пиджак похищает скот!»

Знаете, если бы я могла стать животным, точно не выбрала бы тигрицу или лошадь, как большинство. Всегда хотела быть огромным добродушным сенбернаром, который любит ездить на машине — высунет голову в окно и жмурится от ветра, от удовольствия, от своего простого собачьего счастья. Мне бы наверняка закладывало уши — потому что, когда быстро едешь и опускаешь стекло, то всегда закладывает от потока воздуха. Но разве сенбернаров волнуют такие вещи? Ву-уф! Вуф!

Вот интересно, кто бы тогда нас с Раулем выгуливал: папа или мама? Лучше бы папа — он любит поговорить с песиком.