Петля Линча

Деревушка Хорнклифф напоминает собрание эклеров, маленьких и разноцветных, — они словно сгрудились вокруг дорожек и активно обсуждают, у кого вкуснее глазурь. Руперт Перебрайт под стать месту — немолод, лысоват и пышен; но глаза добрые.

— Вулер — Акелд, — шепчет, рассматривая билетик, мужчина. Мне кажется, сейчас он не здесь, а где-то году в пятидесятом: гоняет с друзьями на велосипедах и восхищенно смотрит на мчащийся по рельсам локомотив. — Коллекционная серия. И последний пассажирский рейс на этой ветке. Любители могут купить его за порядочную сумму. Где же ты взяла?

— Из журнала в библиотеке.

Мистер Перебрайт рассказывает о своем детстве, о том, как любил и любит до сих пор старые поезда. Вспоминает, что они пахнут душным июлем, смолой и дымом. Грезит наяву — этот маленький мальчик с залысинами и одышкой, — будто снова увидит мчащийся по просторам Северной Англии LNER A4, и побежит за ним, и станет что-то кричать, неразборчивое, неважное, подбрасывая в небеса отцовскую кепку.

Я знаю, что мне это не нужно, что не поможет в поисках Люка; пускай: в глазах Руперта Перебрайта больше правды, чем во всех полосах «Юнион Джека».

Где же остановка? Иду по дороге из деревни — сквозь пелену снега, в тишине и холоде. Мне надо домой, в школу, нужно искать брата, а я заблудилась! Дуреха.

Кажется, большинство проблем в жизни именно от этого — знаешь пункт назначения, а вот, как до него добраться и откуда, черт разберет.

Каменная стена, пихты за ней, проход в ограде, что ведет в темноту или уже белизну чащи. Между стволами видно поле: верхушки деревьев в низине и трехэтажный особняк красного кирпича.

Как же холодно, давно такой зимы у нас не было. Обычно снега не дождешься, но сегодня погода, видимо, компенсирует пару веков застоя.

Метров через пятьсот поворот — сторожка имения, красный знак «Дорога закрыта» и желтый с черный стрелкой — «Объезд».

Что-то тянет меня на перекрытую трассу. Здесь медовая ферма справа и слева — частокол голых сосенок с обломанными ветками. И… могила???

В груди кольнуло. Не волноваться — всего лишь цветы, свечки и крест под шапочками снега.

«Здесь, 17 августа 2011 года, разбился на мотоцикле неизвестный мужчина. Возраст около двадцати пяти лет; рост — шесть футов и один дюйм; вес — сто сорок пять фунтов; шатен. Просьба имеющим сведения о происшествии или личности погибшего обратиться в полицейский участок Бервика-на-Твиде».

Люк пропал 17 августа. Боже…

Темнеет в глазах, больно. Кто-то кричит. Я?

Из мира забрали весь воздух, нечем дышать. Помогите… Пом…

Белый саван надо мной. Снег. Падает и падает, а я лежу рядом с могилой брата, и всем плевать. Или здесь просто никого нет? Дорога перекрыта. Можно умереть, и заметят только весной, когда тело растает. Разложится. Растворится в тишине.

Встаю, дрожа и хлюпая носом, и зачем-то иду домой.

— Да пошла ты! Сука! — я кричу до хрипоты и боли в горле. — Предательница! Ты предала нас, и теперь Люк мертв!!! Ненавижу!!!

— Майя, просто поговори с мисс Гриффит, — робко шепчет мистер Ходжсон, — тебе… нужна помощь.

Мама смотрит на меня с ужасом, папа побледнел и молчит. Они ждали дома — родители, учитель и психиатр. Решили, что, раз я снова не пришла в школу, надо брать дело под контроль.

— Пошел ты! Пошли вы все!!! — я кашляю, давлюсь и приваливаюсь спиной к косяку. Боже, как тесно. — Вы не верили, и теперь он мертв!

— Майя…

— Пошла на… сука!!! Ты не мать мне!!!

Нахожу в себе силы рвануться к двери.

Бежать. Бежать…

Забор железной дороги. Здесь была дырка…

Меня шатает от усталости и простуды, от нервов. Еще немного, и потеряю сознание, но оставаться на месте не могу.

Пробираюсь под колючей проволокой, обдираю шею — плевать, и так жар, — перебегаю пути, и вот оно… Море!

Дыши, Майя. Дыши.

Волны шепчутся в темноте. Обсуждают сплетни тысячелетней давности, а я все равно чувствую в них что-то родное.

Домой теперь нельзя. Там враги, которые хотят запихнуть Майю в психушку. Что же делать? Без… Люка. Боже, Боже, Боже…

Слева, за холмом, вспыхивают три круглых огонька над землей. Перестук колес медленно нарастает, пока я не оказываюсь в облаке грохота, лязга и хлещущего ветра. Мне хочется кричать и плакать; хочется, чтобы маленький мальчик в глазах Руперта Перебрайта увидел этот поезд.

Люк, прости. Я должна была…

Не плакать. Майя! МАЙЯ!!!

Холодные дорожки на щеках тут же замерзают и стягивают кожу.

Можно пойти к Эми. Да? Переночевать, а потом…

— Привет?

— Ма… Майя? Сестренка, что с тобой? Ты плачешь? Тебя все ищут!

Чайка визжит где-то во мраке.

— Люк мертв. Слышишь? Он… ра… разбился у Хорнклиффа.

— Что? Не верю! Ма…

— Я видела могилу, я… Можно я у тебя переночую? Родители хотят сдать меня. Они считают, что я сошла с ума, они…

— Сестренка, прости, мне… — запинается Эми. — У меня тут негде. У меня ремонт. У м…

Нажимаю на сброс вызова.

— Алло, Майя? — телефон почти разрядился от постоянных звонков, и я наконец взяла трубку. Номер неизвестный.

— К-кто это?