А в том, что со мной происходит нечто невероятное, я был совершенно убежден. Подумать только, еще вчера вечером я лег спать в своем доме, в своей постели, еще сегодня утром проснулся там же – и ничто не предвещало необычного! Если не считать визита к Венчиславу, я должен был провести этот день так же, как провел уже множество дней, то есть в библиотеке, изучая гримуары, нумеруя свитки, беседуя со старшим архивариусом… И вот минуло не так уж и много времени – кстати, сколько его минуло, определить теперь было невозможно, – и я ползу по болоту в чаще Веселого леса. Сначала меня желали проткнуть горящей стрелой, затем размозжить мне голову каменным молотом, а после охотились на меня с дикими кабанами.
Я полз и полз сквозь туман, весь в грязи и болотной слизи, вминая пальцами мох, подтягивая тело вперед и каждое мгновение страшась, что ненадежная сплавина разойдется подо мной. Иногда дорогу преграждали невысокие заросли брусники, которые я преодолевал с большим трудом, не имея возможности просто встать и перешагнуть через них. Затем началась область синеватой осклизлой травы, от которой шел столь густой кисло-пряный дух, что голова моя закружилась, а из глаз полились слезы. Обычные человеческие тревоги – удивление, страх – оставили меня, взамен вновь навалилось тоскливое, мертвенное чувство безвременья, навечно застывшие сумерки, где нет никого живого, кроме меня и тех существ, что охотятся за мной. Все потемнело, небо отступило куда-то ввысь и пропало навсегда, туман укрыл собою округу. Возможно ли, что весь мир вокруг Урбоса состоит из леса и этого болота? Что, в сущности, знал я в своей жизни, кроме улиц и домов родного города? Я лишь слышал, будто он – часть большого государства, которое в свой черед лишь часть огромного мира, но я не видел и не ведал ничего, неопровержимо свидетельствовавшего о том, что за границей города есть другие поселения. Да, в Урбосе иногда появлялись путники из дальних мест, да, один посланник Святой Церкви нашей сменял другого, но теперь мне казалось, что всех их порождали Веселый лес и болото, что они вырастали из трясины и приходили в город, где только притворялись, будто являются обычными людьми со всеми свойственными нам страстями и пороками, а на самом деле изнутри их наполняли лишь болотная тина да грязь, у них не было чувств; отбыв в городе положенный срок, сыграв свою роль ради целей, постичь которые я, простой обыватель, не в силах, они возвращались – но не в иные города, ведь их не было, а сюда же, безмолвно растворялись в лесном сумраке, исчезали в болотной дымке. И Святая Церковь наша! С чего я взял, что она существует, что борьба формаций, Великий Магистр, дева Марта, монастыри и храмы – все это не вымысел? Но тогда и Господь Бог – лишь вымысел, странное марево, фата-моргана, порожденная моим рассудком? Возможно, не Он выдумал меня, но я – Его; Его тоже нет, нет и не было никогда, нет вообще ничего, даже Урбоса и библиотеки, даже Веселого леса – лишь замкнутое в круг бесконечное болото, зыбко покачивающаяся топь моего рассудка, по которой я ползу уже века и буду ползти еще бесчисленные эпохи.
– Что же, кхе-кхе… он такой грязный, а?
– Изгваздался, ваш’милость.
– Долго полз, а?
– Надо полагать, долгонько, ваш’милость.
– Кхе-кхе… и что за тряпица на лице? Проверьте, Паллад.
– Ух, ваш’милость! С глазом-то у него плохонько. Совсем, будем говорить, не видит глаз-то.
– Да? Кхе-кхе… Паллад, а он жив ли вообще? Может, вы зря… ну-ка, ну-ка, вижу… жив.
– Точно, жив, ваш’милость. Дернулся.
– Эй, милейший!
Меня толкнули, и сознание окончательно вернулось ко мне. Я заморгал, потому что стало светлее – туман сгинул, уступив место хмурому осеннему дню. На фоне серого неба виднелись две головы. Я лежал в траве лицом вверх. Тяжелый, спертый воздух болот развеялся, дышать стало легче, дул прохладный ветерок; слышались ржание лошадей, скрип, голоса. Упираясь в землю локтями, я приподнялся.
Один из стоящих рядом оказался мужчиной немного старше меня. Низкорослый, широкий в плечах и с такой короткой толстой шеей, что казалось, будто голова его растет прямо из тулова. Кряжистый – вот какое слово всплыло в моем сознании при первом же взгляде на него. Он был облачен в доспех, но без шлема, а в руках сжимал копье.
Второй выглядел куда старше из-за густой белой бороды и глубоких морщин, что залегли под маленькими темными глазками и на высоком его лбу. Смешная круглая шапочка венчала голову, просторные и богатые одежды развевались на ветру.
– Пришел в себя, ваш’милость, – сказал человек с копьем, которого второй поименовал Палладом. – Так, может, сразу же его и пырнуть? – Он вопросительно приподнял копье. – В животинку, будем говорить, ткнуть, он и окочурится. Я его назад в болото стащу, там небось мертвяков хватает, одним более, одним менее…