Дождь прекратился, но асфальт темный, мокрый. Я иду, ступая в лужи то подошвой кроссовки, то ступней в носке, припадая на левую ногу, обеими руками держась за бок. Там влажно и тепло, хотя крови не очень много – под курткой толстый свитер. Слабости пока нет, но больно: при каждом шаге в боку словно длинный шуруп проворачивается. Обернувшись, вижу, как четверо в васильковых костюмах спрыгивают с ограды. Они еще далеко, но я ускоряю шаг, даже пытаюсь бежать – но нет, слишком больно.
Теперь отчетливо вижу васильковые комбинезоны на грузчиках. Шофер выпрямляется на подножке, глядя то на меня, то на тех, кто бежит сзади. Он машет рукой, грузчики спрыгивают с рампы; втроем они быстро идут мне навстречу.
Но я уже заприметил ржавый прямоугольник двери между собой и фургоном. Спустившись по короткой бетонной лесенке, открываю створку. Грузчики и шофер, четверо в костюмах – все бегут ко мне. Вваливаюсь внутрь, закрываю дверь. Небольшое помещение с низким потолком завалено рухлядью. Ведра, куски шлангов, мотки проволоки, лопаты со сломанными черенками, обезноженная мебель. Кучка собачьего дерьма в углу. Изнутри на двери свороченный набок засов, уже ни на что не годный. Тут нет другого выхода, зато есть шкаф. Обхожу его, упираюсь плечом, пробую подтолкнуть к двери. Через щель видны фигуры, они всё ближе, а шкаф не двигается. Я напрягаюсь, жму еще… нет, никак. Неразборчивые голоса совсем рядом. Дверь толкают, она приоткрывается, в щель просовываются пальцы. Я, сжав зубы так, что за ушами трещит, налегаю сильнее.
Шкаф переворачивается, со скрипом и хрустом падает вперед. Верхней частью он бьет по двери, вминает ее в проем. А дверь эта – наваренный на прямоугольный каркас лист ржавого металла. Он погнут, но не настолько, чтобы после удара не закрыть проем почти полностью, оставив лишь узкую щель вверху.
И я вижу три пальца, прилипшие к стенке. С размозженными, перебитыми дверью суставами, от которых осталась белесая кашица. Она и удерживает пальцы на бетоне. Самое страшное, что они не такие, какие могут быть на руке человека, – это пальцы с ноги, мизинец и еще два, синеватые, длинные.
Да, я вижу их, но я не слышу вскрика, воплей, проклятий, ругани! Снаружи поначалу тихо, а после доносятся приглушенные голоса. В дверь ударяют, но шкаф прижал ее крепко и пока держит.
Когда он упал, открылся узкий проход – квадратное отверстие в стене, которое начинается у моих колен, а заканчивается на высоте плеч. В дверь бьют опять, шкаф рывком отъезжает, и я ныряю в темноту.
V
Походный шатер оказался просторен и полутемен. Большой колченогий стол в его центре был завален картами и оружием, рядом стояли два наскоро сколоченных табурета, накрытые меховыми шкурами сундуки. Паллад усадил меня на табурет и встал по левую руку с копьем на изготовку. Седобородый господин по имени Браманти уселся на сундук возле стола.
– Повествуйте, – велел он.
Не поворачивая головы, но зная, что зазубренный наконечник Палладова копья смотрит мне в правую скулу, я принялся рассказывать – начал с того, что служил в библиотеке Урбоса («А, славная библиотека, знатная!» – воскликнул господин Браманти), описал, как сегодня утром зашел к своему приятелю Венчиславу, жившему в Старой башне, а когда покинул его обиталище, Венчислав выпал из окна… Тут Браманти вновь перебил меня: «Что за странности такие! А ну-ка, расскажите поподробнее, какая это Старая башня?» Я пояснил, что так горожане называют брошенное здание на окраине Урбоса, где обитают несколько отщепенцев, и тогда господин перебил меня в третий раз:
– Невзирая на то что платье ваше грязно и порвано в различных местах, заметно, что человек вы обеспеченный, так для чего же знаетесь с этаким оборванцем? Или вернее будет спросить – для чего приятель ваш обитал в столь захудалом месте?
Тут я вынужден был признаться, что Венчиславом уже давно владела страсть к смеси млечного сока и жучиного масла, и тогда присевший на корточки Паллад что-то крякнул, а господин Браманти сказал:
– А вы и сами не склонны ли к употреблению оного? Я честно ответил, что раньше был склонен и предавался этой страсти совместно с Венчиславом, но давно уже смог избавиться от пагубной привычки, он же – нет, и вот потому-то теперь я если не богат, то, во всяком случае, не испытываю нужды, а приятель мой… приятель мой выпал из окна.
– Ну хорошо, хорошо! – воскликнул господин. – Дальше что? Какую связь это все имеет с Веселым лесом, болотом, из коего мы вас вытащили, и алхимиками, коих вы упомянули?
Я поведал про шаги, услышанные мною на лестнице Старой башни, про тарабан, горящую стрелу, галоп, в который пустилась каурая лошадка, катастрофу и, наконец, про Жирного с Тощим…
– Постойте! – сказал на это господин Браманти, глянув в сторону слуги. – Кхе, кхе… это они, а?
– Будем говорить, они, – кивнул Паллад.