Петр Алексеевич и Алексей Петрович. Исторический роман. Книга первая

Во рту будто коты наделали. Бок опять болит. Кости ломит – спасу нет. Проклятая погода – когда она кончится?! То ли дело – наш северный морозец. Любую хворь снимет, ежели хорошо одет, да еще чарку опрокинуть. Лекари чарку категорически запрещают, надобно прятаться, ежели выпить хочется. Вот тебе и царь, вот тебе и власть! Лекаришко захудалый предписывает тебе – царю! – как себя вести, что есть и пить. Тьфу!

На душе накопилась кислятина и никуда не уходит, а печет и печет нутро – и чем больше думаешь, тем больше печет. Нет, явно пора вставать. Петр уже хорошо изучил свой организм. Надобно решительно встать, излить на кого-нибудь запас ночной желчи, а далее все пойдет, как обычно. Сей смутьян не даст жизни, пока его не словишь. Со дня на день приедет Веселовский. Ушлый прохвост и проныра, но постоянно доставляет нужные сведения, мастеров, новые инструменты. Незаменимый, наинужнейший человек. Сейчас на него последняя надежда. Да еще генералу Вейдле надобно написать. Его корпус стоит в Мекленбургии. Старый, плешивый, но верный служака, знаемый еще со времен первого Азовского похода. На него можно положиться, он сделает все по-умному и не разболтает попусту.

Не в силах более лежать, царь откинул шубу, свесил длинные, худые, волосатые ноги с маленькими не по росту ступнями, тяжело сел на кровати. Зевнул, почесал грудь в густых зарослях волос, уже начинающих серебриться, потянулся, готовясь встать, и опять продолжал сидеть, что было удивительно даже для нынешних денщиков. В голове шумело, дышалось трудно, царь попытался резко встать, но голова закружилась, его шатнуло, и Петр опять присел на кровать. Настроение с самого утра испортилось, ничего хорошего будущий день не сулил, как и все недавно прошедшие, как, наверное, и все предстоящие.

Такая нездоровица с ним уже случалась не раз, особенно после перепою. Петр уже знал, как с той бедой бороться. Посидел, свесив голову с всколоченными сальными космами и большой проплешиной на маковке, которую уже не покрывал и ночной колпак, что особенно было досадно с женщинами, затем поднял отяжелевшее, обрюзгшее лицо и глухо рыкнул:

–Ванька!

Денщика мгновенно сдуло с печи, и он предстал пред ясны очи. Царь хмуро, но без ожесточения глянул на него, отметив румянец на щеках, и подумал: »У него все впереди, а я свое здоровье просрал». Денщик стоял перед государем ни жив ни мертв, боясь даже моргнуть, Он знал, что теперь – самые тяжелые минуты в услужении. Петр тоже молчал, то ли думая о своем, то ли не решаясь встать, то ли нарочно медля, наслаждаясь трепетом молодого офицера.

–Ну и что ты стоишь передо мною, аки столб? – с коварной ленцой спросил Петр, с той ленцой, с какой кот забавляется пойманной и полумертвой мышкой. Потом вдруг поднял голос выше:

–Помоги встать.

Орлов услужливо подставил плечо. Царь оперся на денщика, медленно-медленно поднялся, выпрямился, постоял, прислушиваясь к себе: не шумит ли голова, не качает ли тело, потом косолапо, по-медвежьи прошелся по комнате. Самочувствие было сносное.

Царь неспеша натянул штаны, затем потянулся за чулками. Понюхал. Они подванивали. На одном из них образовалась большая дыра.

–– Подай другие, – коротко бросил царь.

–– Нету, Ваше величество. Вчерась последние выкинули по причине полной износки. Латать и штопать уж нет никакой возможности.

–– Тогда скоро зашей сии.

Орлов стал торопливо и неумело зашивать царские чулки. Несколько раз больно уколол палец. Петр нетерпеливо ожидал, поглядывая на куранты. Потом всердцах сказал:

–– Ты так до обеда будешь зашивать. Давай сюда иглу и нитки. Ничего не могут делать толком. Издам указ, чтоб записывали в службу с шести лет. И пускай родители готовят. Иначе порка и одним и другим.

Царь нашел записную книжку, сделал запись насчет чулок и указу. Потом зашил дырку, еще раз понюхал, махнул рукой: мол, ничего, на сегодня сойдет, не впервой. Натянул. Чувствуя боль в спине, завязал на животе шерстяной вязаный жилет, поднесенный фрейлинами ко дню рождения, сверху надел байковую поддевку, взял с ночного столика гребень, лежащий рядом со вчерашней закуской, расчесал несколькими движениями волосы, угрюмо глянул на Орлова:

–– Почто стоишь, сукин сын? Тащи завтрак с графином.

Денщик испуганно замялся, не зная, что говорить.

–– Ваше величество, лекарь велел не подавать водку.

Петр мгновенно вспыхнул:

Что-о?! Не подавать? А ну лекаря сюда.

Через некоторое время вошел запыхавшийся, совсем еще молодой лейб-лекарь Блюментрост с каплями пота на широком бугристом лице.

–– Вызывали, Ваше величество?

–– Да, вызывал. Кто тебе, е мать… разрешил отменять мою волю? – с места в карьер начал кипеть царь. – Кто ты здесь такой? Да я тебя самого в порошок лекарский изотру и выкину на ветер. Он запрещает! Твое дело рекомендовать, советовать, помогать, наблюдать за здоровьем государя, но не запрещать. Ты понял ?

–– Ваше величество, я … я … и советовал… а они неверно понимают.