Петр Алексеевич и Алексей Петрович. Исторический роман. Книга первая

Даже несколько раз операции брался делать – все неудачные. Одних только зубов, гнилых и здоровых, натаскал около двух мешков. Лежат теперь в кунсткамере. Царь при случае с удовольствием сии мешки показывает зрителям. Рассказывали анекдотический случай. Однажды на пиру князь Одоевский, будучи во хмелю крепком, пожаловался, что жена его увиливает ночью от супружеских обязанностей, ссылаясь на зубную боль.

Петр, который чутко прислушивался ко всем разговорам на подобных пьяных собраниях, уловил смысл жалобы, хлопнул князя по спине и весело сказал, что готов помочь в его несчастье. Наутро князь забыл вовсе, о чем он говорил спьяну. Вдруг к обеду является царь с докторским саквояжем и к жене князя: какой зуб болит? Та отнекиваться, мол, слава богу, ничего у нее не болит. Нет, болит. Вчера сам князь говорил, что у тебя больные зубы. Показывай, какие.

Так и вырвал у бедняжки сперва один зуб, а потом и второй. »Ежели князь пожалуется на твои больные зубы, то приеду еще», – сказал царь на прощанье. Теперь, как только увидит Одоевского, сразу кричит: «Ну что, помогло? Не жалуется больше жена на зубы?» И хохочет, довольный.

Иным в наказание зубы дергает. Увидит за столом хмурое лицо, сразу кричит: «У него, видно, зубы болят. Эй, ребята! Держите ему голову. Сейчас мы его развеселим». И хвать зуб. А то и два. Все через силу хохочут, знают, что сие с любым может случиться.

Потому и Румянцев был не в радости от царской помочи. Петр между тем открывал одну дверцу за другой. Наконец вынул походный несессер –толстый кожаный саквояж с медицинскими принадлежностями на все случаи жизни, стал рыться в нем. Достал клещи, с удовольствием пощелкал ими;

–Зубы еще целы? Может, какой болит? Живо выдерну. Насобачился на боярах-то. Не хотят, длинные бороды, ходить к докторам.

–Великое спасибо, Ваше величество, – поспешно сказал денщик,–еще, слава богу, все целы.

–Смотри у меня. Будешь промашки делать – останешься без зубов, ежели голову вообще сохранишь,– пошутил царь так, что у капитана мороз по шкуре пошел. Петр заметил, как побледнел несокрушимый Румянцев, и осклабился в хищной усмешке.

А перед денщиком предстало недавно случившееся зрелище, от которого до сих пор мороз ходил по коже.

То было в Польше, откуда они только недавно вернулись в Амстердам. Один из офицеров, возвратившись из пешей рекогностировки, то бишь разведки, докладывая царю, мельком упомянул, что в ходе неожиданной короткой стычки с французским разъездом, которые часто бывают и в мирное время, некий солдат вместо того, чтобы бежать вперед, панически побежал назад.

–А ну сюда его, – как-то ребячливо, словно обрадовавшись, приказал Петр.–Сейчас мы его сделаем храбрым, более бояться не будет. Приволокли беднягу, зачитали приговор военно-полевого суда, согласно которому солдат приговаривался к смертной казни за малодушие и неподчинение приказу.

Виселицу в полевых условиях соорудить не было возможности, штатных палачей в армии уже не было в целях экономии средств, и в сих условиях царь сам вызвался привести приговор в исполнение. Пока дезертира раздевали, готовили колоду, царь с молодецкой удалью поигрывал топором для разделки свиных туш, будто он на веселых игрищах каких.

Так же широко посмехаясь, царь отмахнул голову рекруту. Солдаты, не раз побывавшие в кровопролитных боях, насмотревшиеся смерти вдоволь, были потрясены тем, с какой легкостью государь расправился с рекрутом, проявившим извинительную для молодого солдата робость в первом для него бою. Такое случалось со многими, которые потом становились бравыми вояками. Всех поразила смерть, совершенная шутя.

Солдаты смотрели сурово и грозно. Петр опомнился, заметив перемену настроения, бросил наземь окровавленный топор и смущенный взглядами исподлобья, усмехался более по инерции, чем взаправду. Усмешка как-то сама собой переросла в растерянность – он вдруг ясно вспомнил такие же лица во время стрелецкого бунта 1682 года. Сейчас, как и тогда вокруг не было никакой защиты.

Его передернуло от мгновенного ужаса, и только огромным усилием воли царь сохранил видимое спокойствие. Нарочито зычным, но задрожавшим голосом Петр сказал:

–Похороним его как солдата. Я его избавил от вечной трусости, от смерти позорной. Семье дадим пенсион. Р-р-а-зойдись! – сел торопливо в карету и с немногочисленной свитой укатил в расположение генерала Вейдле, где почувствовал, наконец, себя под надежной защитой.

Все то мгновенно пронеслось в голове Румянцева, пока он держал руку в ожидании царской помощи. Да, почетно, знатно служить при государе, но и башку можно потерять запросто.

Наконец Петр нашел нужный пузырек с каким-то снадобьем.