Завершая свое выступление, П. Гулак-Артемовский еще раз подчеркивает, что он не будет ограничиваться преподаванием исключительно польского языка в узком понимании. Всегда имея в виду «пользу отечественной нашей литературе, которой польский язык с прочими единобратними может содействовать более, нежели какой-либо иностранный, мы, – отмечает П. Гулак-Артемовский, – не выпустим из виду аналогии и прочих славянских наречий, обращаясь при всяком случае к главному и освященному веками источнику, к языку славянскому».
Молодой преподаватель заботился об учебно-методическом обеспечении преподавания польского языка. В частности, он взял на себя заботу о приобретении необходимых учебников. Так, в письме к Доленге-Ходаковскому он пишет как об успехах своих воспитанников, так и об их учебных потребностях: «…С сожалением должен признаться Вам, милостивый государь, что, несмотря на все мои старания по распространению польского языка в Харьковской округе, несмотря на искреннее воодушевление, с которым молодежь здешнего университета отдается польской литературе, не хватает нам существенных вещей, то есть книг польских, которых мы не можем получить ни из Вильно, ни из Варшавы, так как совсем не знаем их цены, следовательно, все, что есть по части польских книг в университетской библиотеке, это только произведения Красицкого, Нарушевича, Карпинского, Княжнина и некоторые периодические издания, которые я выписал преимущественно из Вильно и из Варшавы за свой счет.
Однако же мы не оставляем надежды найти путь, который помог бы достичь поставленной перед нами цели; постоянно питаем наше желание учиться польскому языку, восхищаемся им до такой степени, что только в течение одного года студенты университета перевели в стихах и в прозе около восьмидесяти отрывков из разных польских авторов; и значительная часть этих переводов появилась в российских журналах; кроме многих других, нами переведены произведения Красицкого, Нарушевича, Карпинского, Яна Снядецкого, К. Швейковского, графа А. Потоцкого и других. Умоляю Вас, милостивый государь, простить мне то, что я так подробно об этом пишу: я совсем бы об этом не напоминал, если бы не был уверен в Вашей привязанности к родной литературе, которая отмечена столь значительными талантами. Что касается меня лично, то скажу лишь одно: никогда я не перестану гордиться тем, что, будучи русским, а не поляком, я чуть ли не первым поставил себе целью познакомить в российском университете своих соплеменников с красотой и богатством польского языка.
С глубоким уважением остаюсь покорнейшим слугой многоуважаемого господина и благодетеля – Петр Артемовский-Гулак, лектор польского языка в Харьковском университете. 22 декабря 1819 года, Харьков».
Свои занятия он стремился проводить согласно этой программе. Так, слушатели его курса делали переводы из польских классиков и сами писали на языке братского славянского народа. Часть переводов читалась на университетских собраниях, а некоторые из них выходили в свет на страницах периодической печати. Вряд ли этот курс, задуманный столь широко, мог бы быть реализован в полной мере: для этого в первую очередь самому лектору не хватало необходимой филологической подготовки: вся «ученость» его в данном случае основывалась на широком использовании материала шеститомного лексикона С. Б. Линде.
Официальные документы университетского архива свидетельствуют не столь торжественно и многословно, но, похоже, более достоверно, что Гулак-Артемовский «читал курс польской грамматики и переводил польских писателей», или в другом месте: «…преподавал лучших писателей польских» дважды в неделю. Особенно импонировало П. Гулаку-Артемовскому творчество польского просветителя Игнация Красицкого (1735–1801), сюжеты басен которого стали основой многих произведений украинского баснописца. Он глубоко воспринимал концепцию публицистически-философских статей И. Красицкого «Критика», «Нечто для сочинителя», «О письмах». Публикуя речь Ф. Дмоховского об И. Красицком в «Русском вестнике» в собственном переводе, Гулак-Артемовский писал: «Никогда слава Красицкого не была так непоколебимо утверждена, как с тех самых пор, когда его прославил Дмоховский, и ничье перо не было бы достойно написать приговор тому, кто сам считал бы это славой для себя – услышать оный из уст единственно только Дмоховского».
Хотя служебные и частично научные интересы вскоре увели Гулака-Артемовского далеко в сторону от углубленных занятий польским языком и литературой, он продолжал преподавать их до начала 1831 года, когда изучение польской словесности в Харьковском университете было прекращено из-за польского восстания. Почти одновременно с преподаванием польского языка в университете Гулак-Артемовский начал преподавать французский язык в Харьковском институте благородных девиц.