Петр I

2. Сегодня с торжественными обрядами на эпикурейском пиршестве вакх освятил дом, который царь подарил недавно фавориту своему Алексашке. На прошлой неделе явились сюда из Азовской крепости тридцать стрельцов, чтобы рассмотреть хорошенько положение и состояние Москвы и таким образом тем легче иметь возможность привести к желанному концу свои изменнические замыслы. Но, когда царю были представлены доказательства их нечестивого намерения, они все были схвачены и прежде всего испытали жестокость дыбы, причем царь сам допрашивал их.

3. Бранденбургский посол в знак обычной официальной вежливости посетил в свою очередь господина цесарского посла; торжество этого посещения было усилено тем, что на нем присутствовала свита бранденбургца в полном составе и блеске.

В то время как упомянутые тридцать стрельцов подвергались здесь мучениям, пятьсот других мятежных стрельцов снова устраивают смуту в окрестностях Москвы.

4. Для новых мятежников готовились новые мучения. Сколько было бояр, столько и допросчиков; терзание виновных служило доказательством особой преданности. Чиновники некоего посла, которых страстная любовь к зрелищам заставила отправиться в Преображенское, осмотрели разные тюрьмы с виновными, устремляясь туда, где более сильные вопли указывали на более скорбную трагедию. Содрогаясь от страха, обошли они три тюрьмы, но зловещие вопли и неслыханно ужасные стоны заставили их посмотреть на жестокости, совершавшиеся в четвертой избе. Едва однако вошли они туда, как пожелали уйти, с изумлением увидев там царя и бояр; из последних главными были Нарышкин, Ромодановский и Тихон Никитич. Когда они хотели удалиться, Нарышкин обратился к ним с вопросами, кто они, откуда и зачем пришли. Царь и бояре были очень недовольны, что иностранцы застали их при таком занятии. Затем Нарышкин через переводчика велел сообщить им, чтобы они шли в дом Ромодановского, так как князь хочет с ними кое о чем переговорить. Когда они медлили, то воспоследовал и царский наказ, что если они не повинуются, то ослушание не пройдет им безнаказанным. Все же те нисколько не испугались угроз, но, став смелее от сознания своей свободы, отвечали повелевавшим, что они не обязаны слушаться чьих-нибудь приказаний, а если князь хочет о чем-нибудь с ними переговорить, то ему отлично известно, у какого посланника они на службе, и гораздо лучше устроить это дело у него. Когда они вышли, то один из офицеров погнался за ними, чтобы против воли, силой затащить их туда, куда велели бояре. Офицер этот не поколебался, пустив коня во весь опор, опередить их и наложить на них руку, но чиновники были сильнее своею численностью и настроением. Когда он все же пытался преградить им путь, они отказались от дальнейшего сопротивления и удалились в более безопасное убежище. Может быть, наказанием за безрассудное любопытство послужило бы то, что бояре принудили бы чиновников к исполнению дела, за которым те их застали, а сами смотрели бы на них.

5. В городе прибиты были объявления, чтобы явились те, кто должен отбывать военную службу, исключая боярских слуг и тех, кого другие правовые узы сделали подчиненными своим господам.

Один участник мятежа подвергнут был допросу с пристрастием. Когда его привязывали к виселице, то стоны его вселяли надежду, что мучениями у него можно вырвать истину, но вышло совсем наоборот: как только веревка начала раздирать тело и члены его с ужасным треском стали выходить из естественных связей, он оставался совершенно немым, хотя к этим терзаниям прибавилось еще тридцать ударов кнутом, как будто сила боли превышала присущую людям чувствительность. Все полагали, что у человека, подавленного чрезмерным страданием, пропала способность стонать и говорить; поэтому его отвязали от виселицы и позорной веревки и тотчас затем спросили, знает ли он, кто был в заговоре; тогда он, к всеобщему изумлению, точно назвал имена. Но, когда его подвергли снова допросу о злом умысле, он опять погрузился в глубокое молчание и не нарушил его даже и тогда, когда по приказанию царя его стали жарить на огне целую четверть часа. Царь в своем гневе не вынес долее такого преступнейшего упорства злоумышленника и яростно замахнулся палкой, которую он тогда случайно держал, чтобы сильным ударом вырвать звуки и слова из горла, замкнутого упорным молчанием. Точно так же и те слова, которые вырвались у царя в его ярости: «Признайся, скот, признайся» наглядно свидетельствовали о всей силе его гнева.

Около одиннадцати часов ночи князь Голицын пригласил к себе бранденбургского посла под тем предлогом, что хочет посоветоваться с ним о важных делах. Не знаю, откуда взялся у московитов такой обычай, что они предпочитают делать свои дела наскоро ночью, а не занимаются ими днем. Может быть, это происходит оттого, что частые свидания вельмож с иностранцами вызывают подозрения в глазах государя, самодержавная власть которого внушает к нему более страха, чем уважения.