1. Бранденбургский посол был торжественно отвезен к прощальной аудиенции в царской колымаге, запряженной шестью белыми лошадьми; посол ехал вместе с приставом; чиновники следовали вместе верхами; число свиты увеличивалось двенадцатью слугами с царской конюшни. Эта торжественная церемония имела место в неоднократно уже названном Лефортовом дворце. В то же время и при тех же обстоятельствах господин де Задора Кесельский, доселе маршал посольства, был утвержден и принят в качестве резидента, заменив собою господина посла, которому царь велел остаться обедать. На этот обед, устроенный с большою роскошью, собрались послы иностранных государей и первые из бояр. По окончании пиршества думный Моисеевич, изображавший из себя по воле царя патриарха, начал предлагать пить за здравие. Пьющему надлежало, преклонив смехотворно колена, чтить лицедея церковного сана и испрашивать у него благодать благословения, которое тот даровал двумя табачными трубками, сложенными наподобие креста. От этого уклонился тайно только тот посол, который не одобрял этих шуток, свято чтя древнейшую христианскую религию. Тот же патриарх в своем пастырском одеянии и с посохом соблаговолил открыть начало танцев. Комнату, соседнюю со столовой, где веселились гости, вторично заняли царевич и принцесса Наталия и смотрели оттуда на танцы и все шумные забавы, раздвинув немного занавеси, пышно украшавшие комнату; пирующие могли видеть их только в щелку. К врожденной красоте царевича удивительно шли благопристойная немецкая одежда и красивый белокурый парик. Наталию окружали избранные женщины. Этот день сильно ослабил суровость обычаев русских, которые не допускали доселе женский пол на общественные собрания и веселые пиршества, теперь же некоторым позволено было принять участие не только в пиршестве, но и последовавших затем танцах. Царь собирался отправиться этой ночью в Воронеж, поэтому он простился с Карловичем, собиравшимся возвратиться в Польшу, к своему королю. Царь осыпал Карловича многими ласками, возбудившими зависть к нему, и в заключение поцеловал его, говоря, чтобы он передал этот поцелуй королю как нагляднейший залог вечной любви. Вместе с тем он подарил Карловичу свое изображение, украшенное многими весьма ценными алмазами. Это было следствием царского благоволения, которое снискал себе Карлович. <…>
2. Насколько прошлая неделя была шумной и разгульной, настолько эта тиха и скромна или в силу раскаяния от стольких расходов, или в силу угрызений совести от преступлении, а может быть, и торжественная святость времени столь сильно обуздала и принудила к послушанию людей, только что не знавших удержу и готовых на всякую дерзкую похоть и преступный произвол. Лавки не открывались, торги на рынках были закрыты, присутственные места прекратили свои занятия, судьи не исполняли своих обязанностей; нельзя было вкушать ни льняного масла, ни рыбы; пост был в высшей степени строгим, они умерщвляли плоть только хлебом и земными плодами. Во всяком случае, подобная метаморфоза явилась неожиданной и почти невероятной.
3. 4. К посольскому двору собралось много подвод, которые должны были увезти в Воронеж для кораблей бочки, наполненные порохом, и много других припасов для продолжения войны.
Послы датский и бранденбургский много пили с генералом Лефортом под открытым небом, пользуясь приятным вечером, и прямо из его дома отправились в Воронеж, испросив уже предварительно на то согласие царя.
5. Много нанятых лиц распущено; сорока хирургам <фельдшерам?> дана отставка; из 900 матросов уволены те, католическая религия которых не нравилась адмиралу. У генерала Лефорта появились внезапно лихорадочная дрожь и жар.
6. Место больного заступает его родственник, который пригласил всех полковников на обед.
7. 8. 9. Генерал начальник стражи Карлович отправился в путь; его сопровождали тот терциарий18, который прибыл недавно с о. о. францисканцами, младший Менезиус и Моне. Полагают, что пятьдесят королевских солдат саксонцев ожидают в Кадине его прибытия, чтобы в безопасности проводить его к королю.
Царский Сенат <Боярская дума> издал приказ, чтобы в два следующие дня все каким бы то ни было образом казненные преданы были погребению, как умершие на плахе, так и подвергнутые колесованию.
10. Опасность для жизни генерала Лефорта усиливалась с каждым днем; горячечный жар все возвышался, больной нигде не находил места для успокоения или сна. Он не имел сил справиться со страданиями и впадал в бред, так как рассудок его помутился. По приказанию врачей позваны были музыканты, которым удалось наконец усыпить больного сладостными симфониями.
11. Начали предавать погребению тела убитых преступников. Зрелище это было ужасно и необычно у более образованных народов, а пожалуй, даже и отвратительно. Тела лежали во множестве на повозках, в беспорядке и без разбору; многие были полуобнажены; везли их к могильным ямам, как заколотый скот на рынок19.