Петр I

Целую неделю прожили мы на глазах у обоих монархов, наши же собственные глаза были слишком слабы для того, чтобы прозреть дела, занимавшие венценосцев; они очень секретно, без ведома Речи Посполитой, трактовали тогда о тяжелой войне со Швециею и обязались действовать совместно. Для того чтобы прикрыть свои переговоры благовидным предлогом, король пригласил одних только гетманов, будто на тайное совещание, мне же предоставил честь быть на этой конференции в качестве переводчика, знающего французский и русский языки. На совещании король жаловался царю на германского императора за то, что он, без ведома своих союзников, подписал предварительные условия мира с Турциею в Карловице, весьма для нас тягостные, именно условие, по которому каждому признавалось право на те области, которыми он владел; между тем мы не завладели никакою турецкою областью, а турки сохраняли Каменец². Затем он спросил царя, какие инструкции он дал своим уполномоченным в Карловице: подписать ли трактат совместно с императором, приняв это условие, или продолжать войну с турками в случае, если император, отставши от союзников, заключит трактат только от своего имени? Царь ответил: «Хотя указанный пункт для меня не вреден, ибо я овладел славным приморским городом Азовом и двумя турецкими крепостями, расположенными на Днепре: Аслан-керменом и Кизик-керменом, однако, ради любви к брату моему Августу и ради интересов Речи Посполитой, я готов продолжать войну с турками, хотя бы император и заключил отдельный мир без нашего участия». Все это говорил он, согласившись предварительно с королем, для того чтобы скрыть условленную войну против Швеции, предполагая вести ее без согласия Речи Посполитой. Кончил он речь свою уверением, что он останется верным союзником Речи Посполитой и братом и другом короля Августа и т. и. Таким образом, мы, поляки, не имели и тени подозрения относительно шведской войны и заключенного с королем по этому поводу союза, пока дело это не разразилось два года спустя.

Между тем мы провели целую неделю среди пьянства и маневров саксонского войска, которого от 7 до 8 000 кавалерии и пехоты король собрал под Равою. Оба монарха забавлялись ежедневно маневрами и потом сильно пили. Царь, одетый в простое серое плате, страшно бегал по полям во время маневров. Однажды в толпе на него нечаянно натолкнулся лошадью конюший польного гетмана, Феликса Потоцкого. Царь немедленно ударил его нагайкою. Тогда конюший (не знаю, узнал ли он лицо или нет) обнажил саблю; то же сделали его товарищи и быстро бросились на него. Царь бежал от них, пока кто-то, узнав его, не крикнул: «Остановитесь, это царь». Царь прибежал, запыхавшись, к королю, возле которого стояли мы с отцом, и сказал моему отцу: «Твои Ляхи хотилы мене розрубаты!» Отец мой хотел немедленно произвести следствие и наказать виновных; но царь остановил его, утверждая, что он первый кого-то ударил; вероятно, он не желал придавать дела огласке. Моего отца царь полюбил чрезмерно и повторял ему несколько раз: «Если бы ты был моим подданным, то я бы уважал тебя и выслушивал, как отца». Меня всегда называл «сусидом» по поводу Белой Церкви, и ради этой чести я должен был пить вместе с ним водку, пока от нее не заболел. Наконец, кончивши частные переговоры с королем, царь уехал в королевской коляске, в сопровождении своих тележек, направляясь через Литву в Москву, а гетманы возвратились во Львов, ожидая прибытия туда короля.

Официальные донесения и частные письма Ч. Уитворт

Чарльз Уитворт (1675–1725) происходил из аристократической английской семьи и с юности готовился к дипломатической карьере. Получил он и соответствующее воспитание и образование. Так, он сопровождал своего наставника и покровителя Джорджа Стенни, влиятельного дипломата и интеллектуала, в его миссиях при германских владетельных домах.