Петр и Мазепа. Битва за Украину

По мере загнивания Польши все большую роль в ее судьбах играли дамы не слишком строгого поведения. Одну из них мы уже называли — королева Марыся Собесская, она же Мария-Казимира д’Аркион. Ее отца, французского капитана, на родине выгнали со службы, он пристроился в Польше, понравился при дворе и сумел пристроить дочку в свиту королевы. Но девочка отметилась скандалами, взялась переманивать любовников своей госпожи. Ее постарались угомонить, в 16 лет выдали замуж за пожилого магната Замойского. Хотя в скором времени она стала чрезвычайно богатой вдовой. Сама выбирала и меняла кавалеров, а больше всех ей понравился Ян Собесский, Марыся сделала его своим мужем. Но у нее разыгралось и честолюбие. Накопленный багаж знакомств, любовных связей и колоссальное состояние она использовала, чтобы протолкнуть супруга к власти, и добилась своего. Прежний король Михаил Вишневецкий отрекся от короны, а Собесского избрали королем. Ну а теперь вдовствующая королева Марыся интриговала в пользу своих детей, Якуба и Александра, отиралась вокруг шведов.

Еще одной яркой особой была княгиня Анна Дольская. Первым ее мужем был Вишневецкий, так что Марыся Собесская когда-то выступала ее конкуренткой. Но после смерти Вишневецкого Анна побывала еще и за князем Дольским. Оба супруга оставили ей сказочные состояния, и больше она узами брака не интересовалась, держала при себе пажей лет шестнадцати. Политическими играми она увлекалась страстно. Гетман Сенявский состоял в числе ее поклонников, польский главнокомандующий Михаил Вишневецкий был ее родным сыном, а Лещинский — дальним родственником и вроде бы одним из прежних «пажей». Княгиня была уже далеко не первой свежести. Но сохранила яркую внешность, а уж опыт разврата отточила до совершенства.

Но сила ее состояла не только в женских чарах и богатствах. Анна была связана с иезуитами, являлась одним из лучших агентов ордена. Шпионка бывала и в русском лагере. Сумела завести «светские» знакомства с Шереметевым, генералом Ренне. А в 1705 г. княгиня устроила крестины своей внучки. Почему-то понадобилось организовать их на Украине, в Белой Церкви, и на церемонию Дольская пригласила Мазепу. Гетману стукнуло уже 60, но он оставался настолько же падким к плотским удовольствиям, как сама княгиня. Они неплохо позабавились. А при этом Дольская от имени Лешинского передала устное обещание — если Мазепа изменит России, его не обидят, исполнят все пожелания. В дальнейшем княгиня иногда приезжала к гетману сама, иногда присылала иезуитского ксендза Заленского. Они привозили письма от Лещинского, уточняли условия предательства. Станислав предлагал сделать Мазепу князем Черниговским, гарантировать «вольности» запорожцам. Гетмана это не удовлетворило, он запрашивал больше. Обсуждали и вопрос, как втянуть в союз крымского хана.

На политическом небосклоне продолжала мелькать и дама из гарема Августа, Аврора Кенигсмарк. Если раньше король безуспешно подсовывал ее Карлу XII, то сейчас она стала появляться при дворе Лещинского. Конечно же, это было не случайно. Саксония выставляла себя высококультурной и процветающей державой. Однако союзницей она себя проявила не только слабенькой, но и подленькой… Взять хотя бы 11 полков, пришедших из Киева поддержать Августа. Казалось бы, саксонцы должны на руках носить своих спасителей, сапоги им целовать! Как бы не так. Отношение к русским проявилось самое хамское. Выше уже говорилось, как бездарно губили их в сражениях. Но и для тех солдат, кого не подставили под шведские удары, чужеземное подчинение обернулось бедой.

От Петра Август получил более чем солидные субсидии на войско — 300 тыс. руб. Но эти суммы растекались на нужды самого короля и его приближенных, в лучшем случае на саксонские части. Русским полкам не доставалось ни копейки. Жалованья и снабжения они не получали вообще. Их без толку гоняли туда-сюда по Польше, а располагали в местах, где уже раньше стояли саксонцы и успели подобрать все запасы, хлеб, скотину, фураж. Солдаты голодали, ходили в изношенных обрывках мундиров, умирали от болезней. Лошади подыхали или их съедали.

Посол России в Саксонии, Иоганн Паткуль, в 1705 г. забил тревогу. Писал, что войска «не могли жить от ветра и добрых слов». В это время руководить русским корпусом приехал новый командир, генерал Востромирский, и был в шоке от того, что он увидел. Он докладывал: «Я увидел московское войско в таком бедственном положении, что пришел в ужас… Люди почти нагие, ходят, как нищие…» Царь встревожился. Поручил Паткулю «всеми мерами трудиться», чтобы уберечь солдат и восстановить боеспособность. Пересылал дополнительные деньги, обращался к Августу и его министрам. Но результаты оказывались мизерными.