Пётр и Павел. 1957 год

– Зачем же такие крайности?.. – опешил Алексей Иванович. Во-первых, он не ожидал, что милиционер читал Достоевского, а во-вторых, для него самого вопрос наказания за преступление вовсе не был таким простым и однозначным. – Я вам одно скажу: нельзя всякий раз на убийство убийством отвечать. Это ведь заколдованный круг какой-то! Мы из него вот уже сорок лет выбраться не можем. А то и поболе, ежели с декабристов или от Пугачёва отсчёт начинать. Не от того, полагаю, история Государства Российского – это, в основном, история мятежей и кровавых расправ, что русский человек обуян ненавистью и злобой к ближнему своему, а от того, что слишком рьяно справедливость искал… И чем же закончились искания эти?.. И переворот в Октябре, и все репрессии тридцать седьмого года и послевоенные тоже из тех самых корней произрастают. Вообще, большевизм – это извращённое проявление этого стремления к справедливости. Я так считаю…

Сказал и тут же смутился: с чего это он лекцию принялся читать?.. Кто его просил лезть к умным людям со своей дурацкой моралью?.. Поэтому, помолчав совсем немного, тихо добавил.

– Вот я и думаю: остановиться пора.

– Это в теории! – не согласился Петров. – А я – практик!.. Ассенизатор!.. Людское говно выгребать призван!.. Что прикажете мне с такой падалью, как этот… Малыш, делать?!.. Лекции о нравственности ему читать?!.. "Что такое хорошо и что такое плохо"?.. Нет уж, извините. Этот выродок ни одного человеческого слова не понимает. На уровне инстинкта живёт!.. А инстинкт ему говорит: хочешь есть? – укради. Не можешь украсть – убей!.. Не смог первым убить? – получай пулю в лоб. Всё до тошноты примитивно!.. И втолковать ему, что убивать и грабить нельзя – безсмысленно!.. Нет!.. Завтра же рапорт подаю!

Он достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и стал что-то быстро записывать. Остальные сидели и молчали, как приговорённые.

И вдруг Павел ощутил: на душе стало легко и просторно. Всё, что ещё полчаса назад казалось трагедией, похлеще шекспировских, сейчас, после рассказа Капитолины, представилось мелким, ничтожным. Как странно устроен человек!.. Чужое несчастье облегчает собственные страдания, и в сравнении с чужим горем твоё личное уже не кажется таким безысходным. Троицкий вспомнил отца Серафима и его вещие слова: "Господь никогда не даёт человеку испытаений сверх меры. Ровно столько, сколько каждый из нас пережить может. Потому со смирением принимай его волю и знай, всякому страданию конец приходит". Павел оглядел хмурые лица родных, их понурые фигуры и вдруг заговорил:

– У нас с дядей Лёшей общий знакомый есть, священник, отец Серафим. Так вот, он считает: наступил век озверения человека и не за горами приход антихриста… Если он уже не появился где-нибудь на Земле и до поры до времени затаился, своего часа ждёт. А мы к его приходу не готовы оказались… Детей своих защитить не можем. А себя – тем паче!.. Нам, например, казалось, что страшнее Гитлера зверя нет, а ведь выяснится скоро, что такие, как он, только почву для прихода главного героя готовили. Пришествие же настоящего антихриста во сто крат страшнее окажется. И Малыш этот всего лишь мелкая сошка в масштабе всемирного зла. Так…только прихвостень, не более того. Потому и ужаснулись мы все, что масштаба грядущих испытаний в полной мере предвосхитить не можем. Не в состоянии. Слепы мы… Глухи…

– Что-то мудрёно вы говорите, товарищ генерал, – возмутился майор Петров. – Какой там антихрист?!.. Есть конкретная сволочь – Тарас Григорьевич Шевчук по кличке Малыш, и я эту паскуду обезвредить должен… А то… Не дай Бог, кто-нибудь ещё в его жуткие лапы попадётся!..

– Как?!.. Как ты сказал?!.. – задохнулась в крике Валентина Ивановна. – Тарас?!.. Тараска Шевчук?!..

– Ну, да… – милиционер не понял, чем вызвана такая реакция почтенной старушки. – А он что?.. Тоже знакомый вам?..

Валентина Ивановна не могла говорить: горло её перехватил спазм.

– Мама!.. Что с тобой?.. Мама!.. – Пётр бросился к материнскому креслу, стал рыться на столике среди лекарств, отыскивая нужное.

Алексей Иванович взял сестру за руку.

– Валечка!.. Валюша!.. Нельзя же так!..

– Мама, вы не должны так волноваться! – Зинаида налила в стакан "Нарзана" и протянула свекрови. Та отвела её руку.

– Никому я ничего не должна, Успокойся, – и, положив под язык таблетку валидола, объяснила всем, чем вызвана такая её реакция. – Тараска Шевчук мужа моего – раба Божьего Петра, Царство ему небесное, как младенца малого, на руках к могиле отнёс и на гроб Никодима Родионова кинул. А потом уже… вся наша комсомольская нечисть… во главе с Венькой Генкиным, живого отца вашего… Пётр и Павел… сверху землёй засыпала… Ты случайно не видал, Виктор Григорьевич, у Малыша этого крест на шее имеется?..

– Не знаю… – опешил Петров. – Я внимания не обратил…

– Отец Пётр крестил Тараску… И не ведал, миленький мой, когда в крестильный чан младенца опускал: палача своего крестит!..

– Господи! Помилуй нас, грешных!.. – тихо проговорил Алексей Иванович.