– Мстила я тебе, Павел!.. Ждала, Господь покарает, а Он всё медлил!.. Вот и решилась!.. Каюсь, великий грех на душу взяла, но не могла простить, что ты предал нас… И завидовала!., зависть меня жестоко со свету сживала!.. Думала, он там в Москве жирует на генеральских харчах, а я здесь с протянутой рукой стою. Но не на паперти, а у дверей сановных барынь советских унижение каждый день терпела, копейки вымаливала. И не вынесла!.. Прости… Ненавидела я тебя… Ох, как ненавидела!.. До скрипа зубовного!.. Долго думала, как наказать?.. То одно изобрету, то другое, но… Всё не то!.. Не то!.. Побольней ударить хотелось!.. Как ты нас с отцом бегством своим огрел!.. Батюшка Пётр так тот до самой смерти от удара этого не оправился. Бывало, посреди ночи встану, проберусь к его кабинету тайком и слышу из-за двери: тихие слова молитвы он к Богоматери возносил. В замочную скважину гляну, стоит Петя, сердечный мой, перед киотом на коленях, земные поклоны бьёт и всё молится… молится… Сердце моё надвое разрывалось. Как вдруг осенило меня!.. Пусть тебя те накажут, ради кого ты отрёкся… От Отца Небесного и от отца земного… – она задыхалась, с каждым следующим словом говорить ей становилось всё труднее и труднее, но она перебарывала себя, во что бы то ни стало хотела выговориться, высказать всё. До конца! – Ты давеча Петру сказал: донос вдохновенно написан был?.. Спасибо за похвалу… Как я ликовала… когда слово за слово на бумагу ложилось!.. Никогда прежде… да и потом тоже… такой радости., счастья такого испытать не довелось!.. Да что же это Савва с Алёшкой не едет?!.. Времени у меня совсем не осталось… Не успею я!.. – Валентина Ивановна застонала, замотала головой. – Думала, приговор тебе сочиняю… а вышло… самой себе!..
– Мама!.. Не мучайте вы себя так!.. – Павел взял её за руку и гладил осторожно, медленно, всё утешить пытался.
– Павлик!.. Сыночек мой!.. Родненький!.. Кровинушка моя!.. Прости!.. Прости свою подлую мать!.. Могла бы встать, на колени перед тобой рухнула бы… ноженьки твои обцеловала бы… каждую слезинку твою, что пролил ты из-за меня, пакостной, поцелуями осушила бы!.. Только бы прощение твоё вымолить!.. Только бы от греха великого душу свою освободить!.. Но!.. Не дано!.. Не будет мне прощения!.. И Господь воздаст мне, мерзостной, по грехам моим!.. Но вы… Дети мои!.. Родные!.. Ненаглядные мои!., не казните свою грешную мать!.. Помилосердствуйте!..
Слышно было, как хлопнула входная дверь, и на кухню, не раздеваясь, вошел Алексей, следом за ним – Савва.
– Отца Николая привезли? – чуть слышно спросила умирающая старуха.
Алексей Иванович хлопнул своей ушанкой об стол.
– Батюшку в канцелярию к архирею вызвали. Завтра к обеду будет.
Валентина Ивановна вздохнула глубоко сокрушённо и сказала спокойно.
– Всё… Не успела, значит… Конец…
Откинувшись на спинку кресла, она сказала ещё раз: "Простите меня, окаянную…" – и зашептала потом одними губами: "Помилуй мя, Боже, по велицей милости твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое…"
И вдруг посреди глухой тишины раздался ликующий мальчишеский голос:
– Мама!.. Мама!.. Мамочка!..
На кухню влетел сияющий Матюша.
– Ты что?.. Не спишь? – испугалась Зинаида.
– Не сплю! – Матюша торжествовал. – Но я теперь не боюсь страшных снов!.. Смотрите, что у меня есть!.. – и он показал всем отблёскивающий вороной сталью чёрный пистолет. – Ты, папа забыл, куда его положил, а я нашёл!..
Все замерли от неожиданности и с тревогой взглянули на Петра.
– Ну, вот и молодец! – бодро сказал тот. – Отдай-ка его мне.
– Не-а! – весело ответил Матюша. – Сейчас не отдам.
– Ну, дай мне на секундочку… Только взглянуть, – попросил "отец".
"Сын" покачал головой:
– Сначала я должен его убить.
– О чём ты говоришь?!.. Кого убить?..
– Врага… Естественно.
– Какого врага?..
– А вот его, – и мальчишка показал пистолетом в сторону Павла.
Зинаида ахнула. Павел улыбнулся:
– Всё правильно… Молодец, сынок!
– Ах, ты, дурачок! – вмешалась Капитолина. – Поздно уже… Пойдём, я тебе песенку спою, а завтра мы с тобой со всеми врагами разберёмся… Всех поубиваем!..
– Учти, Капа, если ты с ним заодно, я и тебя убью, – строго предупредил свою няньку парень. Потом обернулся к "дяде Павлу": – Ты думал, меня легко обмануть?.. Может, и легко, но теперь я – сильный.
– Ты очень сильный, – согласился Павел Петрович, – А я своё заслужил.
– Ты не знал, что я всех защитю… Я смогу!.. Правда-правда!.. Слушайте, какой я стих сочинил!..
Правда ведь хороший стих!.. Ну, ведь правда?!..
– Очень хороший, – согласился Павел Петрович.
– Сыночек… Миленький мой… Отдай мне эту бяку…
– Мамочка, что ты говоришь?!.. Разве может боевое оружие быть бякой?.. Подумай!..
Он медленно поднял пистолет и стал тщательно прицеливаться в грудь Павлу. Тот широко перекрестился.
– Он снят с предохранителя, – одними губами тихо прошептал Пётр.
– Понял, – так же тихо ответил ему Савва.
Зинаида умоляюще сложила руки на груди.
– Отдай!..