Петр III

Особое место во внешней политике России в царствование Петра III занимала Дания, ибо именно ей; как это не выглядит парадоксально, суждено было сыграть значительную роль в судьбе Российского императора. Объяснялось это тем, что русский престол занял голштинский герцог, который, как полагали в Копенгагене, непременно возобновит свои притязания на Шлезвиг, поэтому готовились к отпору. Уже 13 февраля 1762 г. русский посланник в Копенгагене барон Николай Корф доносил: «Здешний двор, по-видимому, не без опасения находится; в адмиралтействе заметна усиленная деятельность». Барон Гольц, хорошо знавший настроение Петра III, доносил Фридриху II: «Все внимание император обращает на Голштинию».

Повышенный интерес прусского двора к русско-датским отношениям был обусловлен тем, что Фридрих II не был заинтересован в открытии военных действий между этими странами, поскольку в этом случае Пруссия согласно союзному тракту должна была выделить в помощь России определенный контрактом контингент пехоты и кавалерии, которые были крайне необходимы ему самому. Поэтому Гольц безуспешно пытался убедить императора в том, что слухи о подготовке Дании к войне являются ложными и распространяются ее недругами.

1 марта 1762 г. Корфу был отправлен рескрипт, определявший линию поведения России по отношению к Дании. Рескрипт содержал признание того, что датский двор искал мирных путей разрешения конфликта по вопросу о Шлезвиге, но «мы не могли с честью и достоинством принять их», поэтому «непростительно погрешили бы мы пред собою, светом и отечеством, если бы с своей стороны не употребили достаточно осторожностей». В то же время петербургский двор, руководствуясь миролюбивыми соображениями, не может игнорировать возможность «способствовать восстановлению и утверждению со всеми державами доброго, ко взаимной пользе, согласия». Рескрипт обязывал Корфа потребовать объяснения, почему датский двор, вопреки заявлениям о своей на словах готовности продолжать дружбу, а на деле вооружается против России. Рескрипт завершался наставлением Корфу прибегнуть к угрозе: «в противном случае как по нужде, так и для произведения неоспоримых наших правостей, принуждены мы будем поступать на такие меры, от которых, к сожалению нашему, могут крайние, но легко еще теперь упреждаемые последовать бедствия».

Корф отправил ноту датскому правительству, представитель которого был миролюбивым, — он заявил о готовности датского двора жить с императором не только в мире, но и в согласии и даже в дружбе. Ответ, однако, не удовлетворил Корфа, поскольку в нем ни слова не сказано о готовности Дании решить вопрос о Шлезвиге.

Переговоры не прекращались, хотя обе стороны интенсивно готовились к войне, которую считали неизбежной. В новом рескрипте Корфу, в котором было высказано сомнение в искренности намерений Дании решить спорный вопрос путем переговоров, «но почитая долгое и спокойное владение похищенными землями за право, видимым образом ищет только выиграть время в таком чаянии, что не всегда армия наша будет в близости к доставлению праведного удовлетворения, а тем временем могут обстоятельства сделаться и полезными Дании, так что протяжением вновь спокойного похищенных земель владения мнимое на них ее право утверждалось бы еще более».

В противоположность стремлению Дании тянуть время, интерес России состоял в скорейшем решении вопроса мирными или вооруженными средствами в настоящее время, поскольку именно теперь значительные соединения русской армии, закаленные в сражении во время Семилетней войны, находились рядом с датской границей. Тем не менее, рескрипт предписал Корфу согласиться с предложением Дании созвать конгресс для переговоров в Берлине при посредничестве Пруссии, причем переговоры должны начаться не позже 1 июля. В случае отказа от этих требований русский двор прерывает всякие переговоры.

Переворот, свергнувший с трона Петра III, состоялся ранее намеченного срока созыва Берлинского конгресса.

Должно отметить, что далеко не все разделяли политику Петра по отношению к Пруссии и Дании. Посланник прусского короля барон Гольц, прибыв в Петербург, в тот же день, 21 февраля, отправился к английскому посланнику Кейту за информацией о положении дел при Петербургском дворе и убедился, что число противников политики императора в отношении Пруссии далеко превосходило число сторонников. Гольц утешал своего короля: «Образ мыслей нового государя и расположение нескольких лиц, мнения которых его величество выслушивает, по-видимому, обещает нам успех». В дальнейшем Гольц убедился, что с противниками сближения России с Пруссией можно не считаться, пока трон занимал Петр III. «Мне кажется, — доносил Гольц, — что император не чужд мысли о наступательном и оборонительном союзе с вашим величеством, причем ему хотелось бы получить в свое распоряжение отряд прусских войск, взамен чего он готов 12-тысячный русский отряд присоединить к прусской армии».