Петр Ильич Чайковский. Патетическая симфония

В Санкт-Петербурге умер Апухтин, когда-то владевший великим искусством соблазна. Петр Ильич на похороны не поехал. Он остался в изнывающем от жары Клину и работал. Конец близился. Симфония росла. Только бы мир не испугался ее устрашающей откровенности. К счастью, мир будет не в состоянии ее понять. Он будет поражен этим звуковым сооружением, в котором слилось все, что когда-либо волновало, мучило и окрыляло несчастного сына Божьего Петра Ильича Чайковского. А вот Он, Всевышний, поймет все и одобрительно кивнет. В последней части смертельно уставший композитор сам поет себе реквием. Сердце его страстно стремится в царство тьмы, где уже собралось так много его друзей. Там он найдет все исчезнувшие лица. Ждут ли его там воспоминания, так тщательно им сбереженные? Есть ли там продолжение жизни, в этом желанном краю? При этой мысли Петр Ильич загадочно улыбается, совсем как его сестра Саша, мать Владимира, улыбалась со своего скорбного ложа. На что ему дался этот вопрос и какое значение имеет ответ на него? Он же занят превращением смысла жизни в музыку, а это всегда было его обязанностью и возложенной на него миссией. Когда миссия будет завершена, настанет избавление. Может быть, это тоже всего лишь превращение — не спрашивай, бедное сердце! Не ищи слов и объяснений! Какая польза в словах? Послушно поступай так, как тебе предписано высшей инстанцией! Спеши закончить свою миссию! Какое тебе дело до того, исчезнешь ли ты или преобразуешься? Будь уверен, твое усталое сердце затихнет. Не сомневайся, у тебя будет возможность отдохнуть. В чем разница между преображением и избавлением? Разве это доступно человеческому разуму? Спеши! Жаркое лето уже в самом разгаре, а четвертая часть еще не инструментована.

Жаркий летний день распластался по полям, земля посерела и покрылась трещинами, царит полное безветрие. Жители города Клина, расположенного между Москвой и Санкт-Петербургом, лениво и неохотно идут по своим делам. На календаре 12 августа 1893 года. В этот день Петр Ильич Чайковский заканчивает партитуру. Он пишет посвящение: «Симфония № 6, посвящается Владимиру Львовичу Давыдову».

Пока композитор в одиночестве в Клину завершал свое великое покаяние, жизнь ни на секунду не останавливалась, а, наоборот, была наполнена мелкими и крупными событиями.

Молодой Боб закончил юридический факультет. В то же время Модест, педагог и драматург, так преуспел в воспитании своего подопечного, что родители, господа Конрадины, признали своего сына готовым к самостоятельной студенческой жизни. Модест поехал в Москву на премьеру своего спектакля «Предрассудки», которая была неплохо принята и прессой, и публикой. Потом он вернулся в Санкт-Петербург и снял квартиру вместе со своим племянником Владимиром Давыдовым. Петр Ильич взял на себя меблировку, которая обошлась довольно дорого. «Но у вас должно быть уютно!» — объяснял он и покупал красивые персидские ковры, абажуры, покрывала и вазы для цветов. Он, казалось, был чрезвычайно озабочен обстановкой этой квартиры. Он вообще принимал активное участие во всем происходящем, но делал это, разумеется, в свойственной ему странной манере. В его чертах и во взгляде неизменно была какая-то отрешенность, даже когда он делал покупки или вел переговоры.

Так он с застывшим лицом и отсутствующим взглядом обсуждал с Модестом либретто для новой оперы. Речь шла о материале для «Сцен из клерикальной жизни» Джорджа Элиота. «Но это же совсем не то», — говорил Петр Ильич с безжизненной улыбкой.

Он вел переговоры с его высочеством великим князем Константином Константиновичем, который великодушно соблаговолил предложить ему сочинение музыки к произведению покойного поэта Апухтина. Речь шла о «Реквиеме».

— Я все обдумал, ваше высочество, — сказал Чайковский в заключении беседы. — Лучше я за это браться не буду. Текст хороший, но не могу же я писать сразу два реквиема.

— Почему два реквиема? — поинтересовался музыкально одаренный родственник государя.

— Ваше высочество еще не ознакомились с моей новой симфонией, — ответил композитор. — Если бы я еще стал перекладывать на музыку стихи моего друга Апухтина, мне пришлось бы повторяться.

— Так ваша новая симфония — это реквием? — полюбопытствовал великий князь.

— Да, — ответил великий композитор.

До начала репетиций симфонии оставалась еще пара недель. Петр Ильич пустился в разъезды. Он навестил своего брата Анатолия, которого давно не видел.

— Я приехал попрощаться, — сообщил Петр Ильич.

— Куда ты уезжаешь? — поинтересовался Анатолий.

— Наверное, снова в Америку, — рассеянно ответил Петр Ильич и тихо рассмеялся. — Да, мне снова сделали очень заманчивое предложение.

Далее он поехал в Клин, где разобрал свои бумаги и вместе с Алексеем навел в доме безупречный порядок.

— Вы уезжать собираетесь? — спросил верный Алексей.

— Может быть, еще раз в Америку, — ответил его хозяин.