Петр Ильич Чайковский. Патетическая симфония

Петра Ильича в училище любили, считали порядочным и сговорчивым малым. Между прочим, особенно талантливым его никто не считал. Учеником он был посредственным, по математике даже слабым. А об Апухтине ходили самые невероятные слухи: шепотом рассказывали небылицы о его безграничной одаренности и о его порочности. Он был знаком с трудами всех современных философов и не верил ни в Бога, ни в черта, ни в воскресение Христово. Он знал все произведения Пушкина наизусть и сам хорошо писал стихи, которые ему довелось читать самому Тургеневу. Тургенев, охваченный одновременно восторгом и ревностью, воскликнул: «Молодой Алексей Николаевич Апухтин станет одним из великих поэтов России».

Молодой Апухтин, гордость училища правоведения, кумир своего класса, был маленького роста, намного меньше своего ровесника Чайковского, но отличался уверенной манерой держаться, ловкостью и гибкостью, был превосходным гимнастом и бегуном. В то время как Чайковский был со всеми одинаково мягок и ненавязчиво любезен, Апухтин вел себя по отношению к большинству окружающих враждебно, холодно или вызывающе, выделяя лишь избранных, интересующих его людей, при общении с которыми он самоуверенно и хитро пускал в ход все свое многогранное обаяние. По неизвестной причине он заинтересовался Чайковским и стал приближаться к кроткому, беспомощному однокласснику, как обольстительный злой демон. Да, он обладал чарами злого демона: Петр Ильич был сражен холодным блеском его темных глаз, очарован и обезоружен резкостью его то надменного, то добродушного смеха, мудрыми и запутанными речами, завораживающим подвижным ртом с тонкими алыми губами.

Петр Ильич был сражен. Последующие годы — годы взросления, развития, юности — были подчинены влиянию злого демона Апухтина, его обаянию, его бесцеремонности, его скептицизму. О, длинные обворожительные вечера, которые они проводили, выкуривая бесчисленные сигареты за бесконечными дискуссиями в неубранной комнате Апухтина или на прогулках! Но дело дискуссиями не ограничивалось. Приятнее и тревожнее всего были моменты, когда Апухтин прерывал замысловатую, отвлеченную, шутливо-высокомерную беседу взрывом резкого, ласково-насмешливого хохота. Он протягивал свои худые, гибкие, всегда немного неопрятные руки и касался волос Чайковского, его лица или его тела. Тогда Чайковский закрывал глаза, а Апухтин шептал:

— Тебе нравится? Тебе это приятно? Я знаю, тебе это очень нравится. Мы никогда не станем любить женщин, обещай мне, Пьер! Любить женщин — это глупо, это не для нас, это для мещан, которые хотят иметь детей. А мы любим не для того, чтобы заводить детей, мы не станем превращать любовь в пошлую сделку. Мы хотим любить бескорыстно, без определенной цели… Тебе так приятно, Петенька?

Пьер и Апухтин продолжали играть в эту горько-сладкую, в высшей степени приятную и, как подозревал Чайковский, весьма предосудительную игру уже будучи молодыми людьми. Им было уже по восемнадцать, девятнадцать, двадцать, но они продолжали дружить. Их дружба длилась восемь лет. Они подружились за год до смерти матушки, а отдаляться от Апухтина Петр начал, когда ему исполнился двадцать один год. Тогда он неожиданно пришел в ужас от своего собственного состояния, которое действительно было довольно плачевным.

Он вот уже два года как закончил училище правоведения и в девятнадцать лет поступил на службу в Министерство юстиции в качестве титулярного советника, то есть секретаря административного управления. Молодой служащий Чайковский отличался еще большей ленью и пристрастием к развлечениям, чем Чайковский-школьник. Короткие часы службы были ему в тягость, и он завел привычку просыпать.

В радость ему были одни лишь ночные часы, время развлечений, организацию которых брал на себя Апухтин. Дело не ограничивалось горько-сладкими меланхолическими играми в уединении. Злой демон отличался изобретательностью и придумывал новые комбинации. Все это стоило денег, как, впрочем, и экстравагантная щегольская одежда, которую Чайковский в то время считал своим долгом носить. Долги росли, деньги брались взаймы где только можно, отец, живущий на небольшую пенсию, был не в состоянии возместить расходы, и сложилась довольно неприятная ситуация, исход которой был непредсказуем.

В 1861 году первая заграничная поездка ознаменовала перелом в жизни Петра Ильича. Он в качестве переводчика сопровождал бывшего компаньона своего отца, направляющегося через Берлин, Гамбург, Брюссель и Лондон в Париж. Поездка приняла неблагоприятный оборот. В Париже дело дошло до ссоры, а за ней последовал и окончательный разрыв с господином, ожидавшим от сопровождающего его молодого человека помимо перевода еще и прочих услуг, которые в данном случае и при данных обстоятельствах были ему омерзительны. В обратный путь он отправился в одиночестве. В дороге он писал сестре Саше: «Чего мне ждать от будущего? Страшно даже об этом подумать…» Тем временем совсем незаметно и совершенно неожиданно в сознании его созрела новая картина будущего.