Он начал заниматься музыкой. Предвидел ли он это? Теплилось ли в годы опасного распутства в душе его туманное предчувствие того, что самое значительное впереди? Предполагал ли он, что именно станет этим самым значительным? Возможно, такое предчувствие было; возможно, оно иногда приводило его в замешательство своей странной, радостной, возбуждающей силой, но так и не смогло стать истоком волевого решения. Теперь же ему удалось преодолеть свою инертность, свою вялость. Он взял себя в руки, стал заниматься с педагогами, поначалу продолжая работу в министерстве. Спустя два года он из министерства уволился. Антон Рубинштейн открыл в Петербурге консерваторию, и Петр Ильич стал его студентом.
И семья, и товарищи были повергнуты в изумление. Петенька хочет стать музыкантом? Ленивый, вялый, добродушный и рассеянный Чайковский намерен трудиться? Но вялый Петенька к тому времени уже точно знал, чего хочет, как будто услышал голос свыше. Образ жизни его изменился, он стал почти аскетом. Да, он трудился. Он занимал маленькую комнатку в скромной квартире отца. Вечерами он оставался дома или давал частные уроки по рекомендации Антона Рубинштейна, который старался способствовать улучшению плачевного денежного положения своего ученика. Антон Рубинштейн был строгим и требовательным учителем. Петр Ильич побаивался его и восхищался им.
Учиться приходилось многому. Всю боль, ту самую, ставшую привычной боль нужно было переложить на ноты — такова была цель. И от природы ленивый Чайковский вдруг стал проявлять незаурядное рвение в выполнении поставленной учителем задачи. Было тяжело, так как тонкий процесс превращения эмоций в музыку был непростым и давался с трудом. Однако преображенный Петр Ильич, обнаруживший в себе неожиданную энергию, не сдавался. Он вынужден был признать, что звуки и созвучия подчиняются правилам, имеющим определенное сходство с законами математики, которые он так ненавидел в школе. Накопленные чувства не преображались и не уравнивались сами по себе, без усердной обработки. Музыка больше всего напоминала жесткую формулу, которую можно было вывести только работая, не покладая рук и не отвлекаясь от задачи. В музыке Петр Ильич любил лирику свободного потока чувств. Изучая музыку, он понял, какие навыки и какой опыт необходимы, чтобы суметь придать чувствам определенную форму. Он возненавидел недоучек, уповающих на «естественные истоки» музыки. Он не желал быть недоучкой, он усердно занимался, и уже одна эта подготовительная работа, предшествующая самому процессу превращения чувств в музыку, была для него утешительной, облегчала его сердце и согревала душу.
А когда была готова первая партитура — это была небольшая увертюра к драме Островского «Гроза», написанная летом 1864 года, — он не решился сам вручить ее Антону Рубинштейну, а поручил это Герману Ларошу, сокурснику, с которым у него завязалась сердечная дружба. Он был на пять лет младше Чайковского, чрезвычайно талантлив, чрезвычайно ленив и чрезвычайно добродушен. У него были железные нервы. Он взялся передать партитуру своего друга маэстро Рубинштейну. Маэстро Рубинштейн бушевал. Оркестровка была, по его мнению, до безобразия экстравагантной. А ведь всего за два месяца до этого он ругал своего ученика за излишнюю «сдержанность» и «корректность».
Год спустя, летом 1865 года, было впервые публично исполнено произведение Чайковского. К тому времени сестра Саша уже вышла замуж. Петр Ильич провел лето у нее в Каменке, под Киевом. В Каменке гостил с гастролями Иоганн Штраус, именуемый королем венского вальса. Ларош и несколько петербургских друзей показали ему «Танец девушек», композицию молодого Чайковского. Она понравилась королю вальса, и он включил ее в свою программу. Тот факт, что его произведение впервые было исполнено в России Иоганном Штраусом, всегда казался Петру Ильичу прелестным и многозначительным стечением обстоятельств. Король венского вальса представил его российской публике, а он, Чайковский, ввел вальс в русскую музыку. Он обожал вальс и остался верен ему до конца.
Осенью того же года Петр Ильич сдал выпускной экзамен в консерватории, между прочим, без особых отличий. Заданием, поставленным Антоном Рубинштейном на экзамене, было сочинение «Гимна радости». Петр Ильич остался крайне недоволен своей композицией и так ее стыдился, что не захотел присутствовать на публичном ее исполнении. Серебряная выпускная медаль и краткая похвальная грамота были доставлены ему на дом. Цезарь Кюи, композитор и литературный рупор новой российской национальной музыкальной школы, тогда впервые столкнувшийся с Чайковским, с которым ему впоследствии предстояли частые и яростные схватки, писал: «Выпускник консерватории господин Чайковский совершенно бездарен», в то время как Герман Ларош восклицал: «Я говорю вам совершенно откровенно: вы самый большой музыкальный талант современной России!»