Петр Конашевич Сагайдачный

Руськие православные шляхтичи чувствовали себя подданными Короны, гражданами Речи Посполитой, и именно так себя идентифицировали. Однако эту идентичность надо было отстаивать: польский менталитет не признавал их права быть одновременно руськими, православными и шляхтичами, подданными Короны, верными ей рыцарями. В этой ментальности было только одно место для православного человека – место холопа, неотесанного крестьянина. Униженное социальное положение холопа оправдывалось его принадлежностью к «схизматской» церкви – таким образом, своим униженным состоянием «схизматики» как бы отбывали наказание за свою принадлежность к раскольникам церкви. Отрицалась сама возможность руськой учености, автономного существования руськой церкви, достоинство славянского богослужебного языка: католики служили на латыни и были уверены, что только три языка пригодны для несения Слова Божьего – древнееврейский, древнегреческий (койне) и латынь.

Конечно, мириться с этим было невозможно. Люблинская уния (1569), создавшая государство Речь Посполитая, была направлена на то, чтобы уравнять в правах поляков, литовцев и русинов, а на уравнивание в правах католиков и православных была нацелена Брестская уния (1596): согласно ей, православные иерархи Украины должны были признать вероучительные постановления Ферраро-Флорентийской унии (1439).

Таким образом, православные признавали над собой власть Римского Папы, а взамен сохраняли право богослужения на церковнославянском языке по восточному обряду, собственную иерархию и, что самое важное, получали равные с католиками права, то есть православное священство уравнивалось с католическим и со шляхтой.

Во время пребывания в Остроге Петр Сагайдачный высказал свое мнение по актуальным общественно-религиозным вопросам в труде «Пояснение про унию». Литовский канцлер Лев Сапега в письме к полоцкому униатскому архиепископу Иосафату Кунцевичу назвал его «предрагоценнейшим». Исходя из того, что эту работу католик хвалил католику, труд Петра Сагайдачного имел униатскую направленность. Итак, ореол защитника православия, который окружал Сагайдачного в зените его славы, так же затемнен облаком сомнений, как и его благородное происхождение.

Впрочем, то, что Сагайдачный мог в молодости восхищаться Унией и ее идеями, нисколько не пятнает его. На этот акт возлагало очень большие надежды целое поколение, и даже князь Константин-Василий Острожский, последователем которого был Сагайдачный, очевидно, сначала отстаивал ее, а затем, после того как надежды не оправдались, стал ее ярым противником.

Почему же они не оправдались?

Как уже говорилось, польская аристократия была более многочисленной, чем украинская. Когда украинские магнаты охотно согласились на присоединение Волыни, Киевщины и Подолии к Короне, они широко открыли двери польской шляхте – и та стала закрепощать коренное население и притеснять местную знать. За шляхтой шло католическое духовенство с системой бенефициев, иммунитетов и землевладения, которой не имело православие. И наконец, сами православные нередко не могли найти общего языка со своим духовенством: православные «братства», формировавшиеся в городах Украины, частенько обращались со священниками по принципу «кто платит, тот и заказывает музыку». Община воспринимала батюшку не как своего пастыря, а как наемного служащего, которого при желании можно и «попросить».

И хотя Люблинская уния и сохраняла предыдущие границы уездов, она воздвигла стену между украинскими землями, которые принадлежали Короне, и теми, что отошли Литве, так как при наличии в Речи Посполитой единого государственного устройства Королевство Польское и Великое княжество Литовское имели каждое свой собственный административный аппарат, казну, войско и законы. Люди одного языка и одной веры жили по разным законам и судились по разным статутам; часть украинских шляхтичей, мещан и простонародья были подданными Короны, часть – литовских князей.

Таким образом, в Украине ни шляхта, ни Церковь, ни мещанство не могли играть роль ядра национальной консолидации. Остался только один социальный институт, который мог взять – и взял – на себя эту задачу: это казачество, центром которого была Запорожская Сечь.

Ой, Сечь-Матушка…

Конашевич в Острозі досить літ поживши
І науки у письмі в нашому заживши,
Здібність у душі відкрив сильну до звитяжства,
В Запорозьке він пішов славнеє лицарство.

Из «Віршів на жалісний погреб гетьмана Сагайдачного»