Еще одну версию происхождения Сагайдачного находим в романе Данила Мордовца (1882 г.): «На Днестре, в городе Самборе, жила женщина благочестивая, старая вдова, по прозвищу Сагайдачиха. Было у нее единственное чадо любимое – сынок Петрусь. Это был мальчик тихий, послушный, хотя и нередко огорчавший мать странными выходками, которые заключались в том, что он частенько пропадал целыми днями и неделями, а потом появлялся верст за сто, а то и больше от родного города и возвращался оттуда или с чумаками или с почаевскими и киевскими паломниками… Его школьные наставники не могли не видеть, что он был очень богомольный, много читал священных книг. Надеялись, что получится из него монах-отшельник. То на то и получилось – юный Сагайдачный пропал, просто пропал без вести. Где он пропадал – никто не знал: одни думали, что из-за своей грамотности и необычайной набожности он ушел на Афон, где издавна спасался его земляк Иоанн из Вишни; другие, более смелые, подозревали, что он отправился на Запорожье».
Так досоветский роман подчеркивает прежде всего благочестие будущего гетмана, выдвигая на передний план такой важный аспект его жизни, как защиту православия, к которому Петр Конашевич с детства готовился как к священной миссии.
Мы должны принять во внимание эти две версии – и мы приводим их в этой книге. Не доверять им нет смысла: они имеют достаточную долю достоверности, а в уточнении нуждаются лишь детали (например, год рождения), что не является решающим фактом, поскольку погрешность не превышает 5–10 лет. Благочестие Петра Сагайдачного в последние годы жизни носило характер скорее показательный, нарочитый: оно не мешало ему грабить в Московии православные церкви. Что касается версии о его простонародном происхождении – даже если она правдива, то Сагайдачный отнюдь не стремился это афишировать: наоборот, подчеркивал свое шляхетство.
Напомним, что неизвестен даже точный год его рождения (приведенная нами дата принята с определенной степенью условности, историк Петр Сас полагает, что Сагайдачный родился где-то около 1678 года). Чуть больше известно о годах его учебы. Есть свидетельства, что сначала Петр Сагайдачный учился в Галиции, а уже потом в Острожской академии.
Учебное заведение, студентом которого посчастливилось быть Петру Конашевичу, современники называли по-разному: коллегия, трехъязычный лицей, академия. По сути, он совмещал элементарную, среднюю и начала высшей школы. В Острожской академии, как в любой школе Средневековья, излагались предметы «тривиума» – грамматика, риторика, диалектика, а также «квадривиума» – арифметика, геометрия, музыка, астрономия. Большое внимание уделялось изучению языков – греческого, латыни, старославянского. Изучался и украинский книжный язык. К преподаванию привлекались квалифицированные учителя: Никифор Парасхес, который перед этим десять лет преподавал в Падуанском университете, уже упоминавшийся будущий константинопольский патриарх Кирилл Лукарис. Вокруг академии сложился кружок ученых и литераторов. Студенты имели возможность быть самыми первыми читателями полемических произведений антикатолического направления Герасима Смотрицкого «Ключ царства небесного» и «Календарь римский новый», Василия Суражского «О единой истинной православной вере». Синтетичные и широкие гуманитарный и научный циклы академии предлагали студентам не только традиционалистские ценности, опиравшиеся на византийскую образованность и идейное наследие Киевской Руси. В XVI веке на украинских землях достаточно ощутимо заявила о себе культура Возрождения с характерным для нее гуманистическим мировоззрением и обращением к античному наследию. Идеи Возрождения развивали ранние украинские гуманисты – Юрий Дрогобыч (1450–1494), Павел Русин (1470–1517), украинско-польский поэт из Самбора Григорий Русин-Самборчик (1523–1573). Известным в Европе стал и украинско-польский мыслитель и писатель Станислав Ореховский (1513–1566).
Такая атмосфера, естественно, не могла не сказаться на формировании мировоззрения Петра Конашевича. С одной стороны, это была острая религиозная полемика (в которой впоследствии принял участие сам Сагайдачный), с другой – открытость для восприятия западных культурных ценностей. Восточный культ православия и западный культ рыцарства формировали своеобразное мировоззрение, не тождественное ни польскому, ни московскому.