Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Иными словами, Кропоткин увидел совершенно иную Британию, чем та, которую он покинул несколькими годами ранее. «Социалистическое движение было теперь в полном разгаре, и жизнь в Лондоне больше не была для меня скучным, томительным прозябанием, как четыре года тому назад»[917]. Британский социализм только начинался! А раз так, существовала надежда направить хотя бы часть его в анархистское русло. В этом начинании Петр Алексеевич мог рассчитывать на поддержку отдельных анархистов и анархистски настроенных социалистов: Шарлотты Уилсон (1854–1944), состоявшей в Фабианском обществе; членов Социалистической лиги Сэмюэля Мейнуоринга (1841–1907), Фрэнка Китца и Джозефа Лейна, а также анархиста-индивидуалиста Генри Сеймура (1860–1938), который с 1885 года издавал небольшой журнал The Anarchist. Имелись также группы и клубы анархистских или революционно-социалистических немецких, итальянских, французских и еврейских эмигрантов[918].

По приезде в Лондон Кропоткины временно остановились у Степняка-Кравчинского и его жены, которые снимали квартиру в доме № 42 по Алма-сквер в историческом районе Сент-Джонс-Вуд. Это были кварталы, где селились люди, желающие жить поблизости от центра города, но подальше от людской суеты, – деятели искусства и авантюристы. Сами Кравчинские были не очень довольны квартирой и сетовали на домохозяйку, а потому в том же году переехали[919].

То недолгое время, когда Кропоткины жили у Кравчинских, они оживляли старые знакомства и завязывали новые. Бывший узник Клерво вызывал большой интерес у британской образованной публики. Фабианец Сидней Вебб (1859–1947) и секретарь влиятельной благотворительной организации Королевского общества по предотвращению жестокости в отношении животных Джон Колэм (1827–1910) просили разрешения опубликовать в изданиях его портрет. Однако Петр Алексеевич отказался, «потому что это придает слишком большое значение отдельным личностям». Вместо этого он предложил опубликовать рисунок его кота, принадлежавший Софье Григорьевне[920]. Напомним: Кропоткин всю жизнь любил кошек; в тюрьме в Клерво он даже вел дневник наблюдения за котом, которого он называл Мсье Пюсси де Клерво[921], а сделанный им в заключении портрет пушистого товарища позднее висел в его доме-музее в Москве. Так что неслучайно скульптор памятника в Дмитрове хотел увековечить старого революционера рядом с сидящей на той же скамейке кошкой!

«С первых же дней по приезде пришлось видеть кучу народа и проводить часы за часами в толках о социализме», – рассказывал Петр Алексеевич в письме Лаврову. Он и Софья Григорьевна жили «на бивуаках, ожидая со дня на день переезда на новую квартиру», которая должна была быть «дешевой, здоровой и не страшно далекой от города». Наконец в апреле 1886 года им удалось снять небольшой дом в городке Харроу, в двадцати пяти минутах езды от Лондона по железной дороге, у подножья одноименного холма. 18 апреля Кропоткины переехали туда. Домик № 17 по улице Роксборо-роуд стоял в пяти минутах от железнодорожной станции, на самой окраине, практически уже в сельской местности («в нижней части города, на границе с полями»). Сама улица была немощеной и не имела освещения, выходя прямо на луга. Кропоткины закупили мебель, а частично смастерили ее сами с помощью Чайковского, также поселившегося поблизости от Харроу. «Дешево, огород есть, воздух роскошный, кругом поля»[922]. При коттедже была оранжерея, рос виноград. Кропоткин с удовольствием занимался выращиванием овощей и фруктов. Любил накормить гостей виноградом и русскими огурцами. В общем, это было как раз то, что нужно!

Вскоре после переезда Софья Григорьевна перенесла тиф, и муж даже опасался за ее жизнь, но на новом месте, работая в саду на свежем воздухе, она сравнительно быстро поправилась. Время от времени, раз в десять – пятнадцать дней, Петр Алексеевич выбирался в Лондон, чтобы поработать в библиотеке Британского музея[923]. Он, снова слегший было от бронхита в сыром климате, также чувствовал себя лучше. Супруги совершали прогулки по окрестностям. Эмигрант продолжал писать для «нашего мальчишки»[924] – Le Révolté – и зарабатывал на жизнь научными статьями. Постепенно его материальное положение выправилось, но далеко не сразу. Вера Николаевна Фигнер, русская революционерка, один из лидеров «Народной воли» (1852–1942), вспоминала, что спустя десятилетия Софья Кропоткина рассказывала ей, что первые годы после переезда в Англию из Швейцарии супруги очень нуждались. Дело дошло до того, «что она с трудом могла раз в неделю купить кусок мяса для мужа»[925]. Софья Григорьевна время от времени пыталась подрабатывать частными уроками. В 1889–1890 годах она читала желающим курсы лекций по биологии и физиологии растений[926].

* * *