Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Но, вероятно, на одной Рик свет клином не сошелся. Зимой 1863 года Петр Алексеевич пишет брату, что часа на два вечером заезжает «к одной госпоже», чтобы читать ей[219]. Что читалось – роль в спектакле или иные художественные произведения, – неизвестно. «2–3 милые девушки, неглупые», с которыми Петр Алексеевич познакомился в конце февраля 1864 года в Иркутске и станцевал на балу, упомянуты в письме Александру Кропоткину[220]. Еще «одно довольно милое существо» упоминается в дневниковой записи за 28 апреля 1864 года. Ни имени, ни фамилии приглянувшейся молодой особы он не называет и лишь сетует, что познакомиться с ней ему мешает неожиданно возникший конкурент на личном фронте – некто Никонов…[221]

Впрочем, и без романа с Рик дневник свидетельствует о внимании Кропоткина к дамам. У «семейских» старообрядцев на Байкале «удивительно красивые женщины, румяные, полные», «с темно-карими глазами» и прекрасно одетые… Одна из них, «молодая бабенка», «преплутовски посматривала на меня и подсмеивалась…»[222]. «Очень высоко поднимающая кринолин и показывающая большие ноги. Вот все, что про нее можно сказать, так как редко приходится ее слышать. Должно быть, очень доброе существо»[223] – это о жене казака-сотенного в Тунке, присутствовавшей во время беседы мужа с Кропоткиным.

Похоже, в отношениях с женщинами Кропоткину мешал один небольшой комплекс, о котором не пишет никто из его биографов, – близорукость… Так, на балу в Чите он стесняется пригласить женщин на танец: «Беда быть близоруким. Я не решился подойти к дамам, чтобы не промахнуться, не подойти к незнакомой вместо знакомой»[224]. Вернувшись в Европейскую Россию, летом 1867 года он проходит осмотр у окулиста. Подтверждается диагноз «миопия», столь распространенный среди лиц интеллектуального труда. Для чтения ему прописали очки. От пенсне, модного в те времена среди интеллигентов, он категорически отказывается и так до конца жизни его и не носит. Для него это признак фрика и модника, к тому же – неудобно: «Но я терпеть не могу пенсне, как потому, что все пшюты его носят, так и потому, что жмет нос и сидит всегда криво… боюсь повредить глазам неправильным положением пенсне»[225]. «Очки-велосипед», как называл этот оптический прибор поэт Владимир Маяковский, становятся неизменным атрибутом большинства прижизненных фотографий Кропоткина…

Судя по его дневниковым записям, какие-то комплексы он испытывал в связи со своей внешностью: «Вообще говоря, я создан не для женщин, женщины не для меня. Я могу понравиться женщине, заинтересовать ее, но только… Не довольно быть не глупым, не довольно быть подчас и энергичным, и горячо любить все святое, – женщине этого мало. Нужно многое, многое, а главное все-таки физическая сторона должна быть хороша. А я?! Приходится только усмехнуться – в усмешке есть что-то утешительное»[226]. Впрочем, не исключено, что такие выводы были сделаны под впечатлением от неудачного романа с окруженной поклонниками Дуней.

Однако же к концу своего пребывания Сибири, в ноябре 1866 года, двадцатичетырехлетний Петр записывает в дневнике свои представления о любви. Они небезынтересны и заслуживают полного цитирования: «Вот человек, который пришелся по мне. Мне приятно говорить с ним, на всякую свою мысль нахожу отзыв, сочувствие, за некоторые разряды мысли оба мы особенно горячо боремся, – всякий мой шаг вперед на известном пути радует его, дает ему силы идти дальше и взаимно. Неудача заставляет и его думать, как выпутаться, – подчас является совет. Мало того, его занятия мне также интересны – довольно полная взаимность. Если еще при этом его слово способно разжигать мою остывающую энергию, – спрашивается, разве может не явиться потребность видеться, говорить с этим человеком; разве лишение возможности с ним видеться, переписываться не будет для меня лишением? Вот эту-то потребность быть вместе или вообще в коротких сношениях я называю любовью. Если к этому присоединяется половое влечение, то любовь будет еще сильнее»[227]. Фактически речь идет о полной взаимной сочетаемости мужчины и женщины. При этом далее он поясняет, что совершенно не обязательно, чтобы они были равны в уровне образования или разделяли профессиональные интересы[228].

Таких отношений он жаждал… Неудивительно, что роман с Рик, которая жила своей, довольно свободной и отдельной жизнью, как и кратковременное увлечение другими женщинами, его не устраивало. Будущая подруга жизни, Софья Рабинович, по странному совпадению, уроженка той самой Сибири, еще не встретила Петра.

Не был Петр Алексеевич суровым монахом, которого интересовало в жизни только одно – наука или, как выяснится позднее, революция. Хотя случались, очевидно, и моменты, когда уже ему приходилось уклоняться от нежелательных романов. Сестра Елена вспоминала, что однажды Петр появился у нее внезапно, укрываясь от преследования влюбленной в него замужней женщины. Впрочем, Кропоткин, как и положено джентльмену, попросил этот эпизод при печатании воспоминаний опустить…[229]

* * *