Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

В этот же момент Петра Алексеевича волнует и другая тема, которая потом станет одной из главных для него как анархиста: насколько можно для победы нравственного дела прибегать к безнравственным средствам? В более раннем письме из Крестовского он считает «вредным для дела прибегать к безнравственным мерам», но признает, что, если ограничиться исключительно нравственным действием, тогда революция может стать невозможной. Пока он предлагает «средний путь»: «Один критерий остается – полезность и вредность для большинства в настоящем и будущем, – везде этот критериум для определения нравственного поступка»[318]. Итак, пока еще Кропоткин не пришел к более позднему выводу о том, что для достижения правой цели не следует прибегать к неправым средствам, даже во время революции, и истинный социализм (анархизм) должен быть этическим – или его не будет совсем!

В путешествиях, в дороге Кропоткин увлечен исследованиями, но они не заслоняют от его взгляда тяготы людской жизни. Все призрачнее надежды на то, что ему удастся как-то помочь избавлению от них. Да и простое накопление отдельных знаний по геологии и этнографии его не удовлетворяет: его ум жаждет обобщения, а здесь, в Сибири, на службе это невозможно. А еще противно брать деньги на поездки от золотопромышленников. Конечно, «экспедиция тем отчасти хороша, что не дает времени задумываться о своем положении. Вот тебе ряд явлений, описывай их, задумывайся над причинами… Не знаю, полезна ли такая жизнь, но я по несколько раз в день иногда повторяю себе: "В Питер непременно, будь что будет"»[319]. Ну а пока он отказывается от барских замашек, о чем сообщает в письме Саше 10 июля 1866 года: «Теперь я принялся сам развьючивать коней, ставить палатку и пр. Все же облегчение конюхам, да и другие меньше ворчат и немного больше делают»[320].

* * *

Помимо Тихоно-Задонского, Кропоткин посетил в этом же районе еще два прииска, продолжил собирать геологические материалы и изучать ледниковые наносы. Нагрузив лошадей палатками, ржаными сухарями, сушеным мясом, спиртом, запасом подков, порохом и свинцом для обмена с местным населением и небольшим количеством круп и масла, участники экспедиции двинулись 2 июля через тайгу и гольцу в 1200-километровый путь до Читы. Караван состоял из тридцати четырех вьючных и шестерых запасных лошадей и десяти всадников – русских и бурят. Кроме того, на Витиме к ним должен был присоединиться проводник-эвенк. Под проливными дождями через реку Вачу, по «тунгусской тропе» вдоль пади по реке Ныгри и ручью Малый Чепко путешественники дошли до места, где проложенный путь исчез, и вошли в непроходимую тайгу, с трудом прорубаясь сквозь заросли, болота и трясины, перебираясь через скалистые гольцы, пади, буреломы и тучи кровососущей мошкары. По пути велась топографическая съемка местности, а Кропоткин делал зарисовки и еще умудрялся читать!

10 июля экспедиция вышла к Витиму и 15-го переправилась через него. Дальше путь вел через самые глухие и нехоженые леса и горы, где даже звери попадались редко. Двигаясь по ледяным речкам и через Делюн-Уранский и Северо-Муйский хребты, караван потерял десять лошадей, но через восемь дней вышел в долину реки Муи, на усеянные яркими цветами лесные поляны. Здесь встали лагерем на несколько дней, чтобы отдохнуть, и встретили первых за долгое время людей. Затем экспедиция снова двинулась вперед через долину Муи и Южно-Муйский хребет, к которому подошли 31 июля и поднялись на него. Далее расстилалось обширное Витимское плоскогорье, покрытое щедрыми лесами, рощами и лугами. Пройдя по нему, Кропоткин и его спутники достигли 5 августа реки Бомбуйко и направились по ее берегу, продолжая держать курс на юг. Наконец 19 августа показались заселенные места – прииск Задорный, а через три дня – прииск Серафимовский. 30 августа караван добрался до верховьев Витима, переправился через него, через неделю достиг Телембинского озера. По уже имевшейся дороге экспедиция перевалила через Яблоновый хребет и по долине реки отправилась в сторону Читы. 8 сентября путешественники уже вступали в столицу Забайкалья[321].