Петр Лещенко. Исповедь от первого лица

Я попал в ужасное положение. Называется — произвел впечатление. Пригласил девушку на свой концерт, а места для нее нет. Но откуда же я мог знать детали? Я привык к тому, что у дирекции любого театра всегда находятся места в зале, а то и ложа, для тех, кого мне захочется пригласить. Возникла неловкая пауза. Верочка, премило улыбаясь, выжидательно смотрела на меня, а я не знал, что ей ответить. Чувствовал только, что краснею все сильнее и сильнее. Но вдруг сообразил и сказал: «Знаете что, Вера Георгиевна (в начале нашего знакомства я звал ее Верочкой только про себя)? Приходите-ка вы лучше на мою заключительную, генеральную репетицию. Она состоится за день до первого концерта и будет отличаться от него лишь отсутствием публики». К генеральным репетициям я относился крайне серьезно, во время них все должно было быть так, как на концерте. До мелочей.

«Ах, как замечательно! — просияла Верочка. — Репетиция — это еще интереснее, чем концерт! Я и мечтать не могла о том, чтобы увидеть, как вы репетируете».

Впоследствии она призналась мне в том, что я тоже понравился ей с первого же взгляда, с первой же минуты нашего знакомства. Но в день знакомства я об этом не знал и потому все время до репетиции терзался — придет она или не придет. Я уже отдавал себе отчет в том, что полюбил Верочку. Не влюбился в нее, а именно полюбил, привязался к ней всем сердцем, угадал в ней родного мне человека, женщину, которая была предназначена мне в спутницы жизни свыше. С Зиночкой такого не было. Я был влюблен в нее, а она в меня, но у меня не было чувства, что мы предназначены друг другу. Я вполне мог допустить, что вместо Зиночки рядом со мной могла бы быть другая женщина и что эта женщина могла бы стать матерью моего ребенка. И место в Зиночкином сердце вполне мог занять не я, а другой мужчина. С Верочкой же все было иначе. Я не мог представить рядом с ней кого-то еще. Я не мог отдать ее кому-то. Я понимал, что вместе с ней из моей жизни уйдет озаривший ее свет. Мои слова могут показаться выспренними, но я пишу о том, что чувствовал и продолжаю чувствовать. Верочка — самое дорогое, что у меня есть. Любовь к ней стала смыслом и содержанием моей жизни. Она — единственная, другой такой никогда не будет. Мне кажется, что «настоящей» любовь можно назвать лишь тогда, когда говоришь «ты — моя единственная» и слышишь в ответ «а ты мой единственный».

Я решил, что если Верочка не придет на репетицию, то я приду в «Одессу» и откровенно объяснюсь с ней. Скажу о своих чувствах и намерениях, ничего не скрывая. А там будь что будет. Намерения мои были самыми что ни на есть серьезными. Мне казалось, что я знаю Верочку с давних пор. Я был готов сделать ей предложение. Если бы мог надеяться на то, что она его примет, то сделал бы в первый день нашего знакомства. Те, кому посчастливилось любить по-настоящему, поймут меня. Остальные могут считать, что я потерял голову от любви и стал способен на опрометчивые поступки. Но то была не опрометчивость, а чувство, настоящее сильное чувство, которое позволяет узнать человека с одного взгляда. Любящие видят иначе. Настоящая любовь не ослепляет, а, напротив, позволяет видеть то, чего не видят другие.

Но Верочка пришла на репетицию, и радости моей не было предела. Она принесла с собой аккордеон, потому что после репетиции ей надо было петь в кафе. Я воспользовался этим. По окончании репетиции пригласил ее в гардеробную и попросил спеть для меня «Маму». Она охотно исполнила мою просьбу. Мой ангел сидел в метре от меня и пел только для меня! Счастье переполняло меня. Тет-а-тет, в тишине, я пленился Верочкиным пением еще сильнее. «Что вы делаете в «Одессе»? — спросил я. — С вашим голосом вы можете рассчитывать на лучшее!». «Лучшего мне не предлагали, — вздохнула она. — Пришлось устраиваться туда, куда взяли. У меня больная мать и два братика». Мы поговорили о ее семье, и я узнал, что младший из ее братиков, Толя, ровесник моего Игоря. «Хорошенькое дело! — подумал я. — Я — ровесник ее матери (она тоже родилась в 1898 году), ее брат — ровесник моего сына. Что может выйти из нашего знакомства?»

Из нашего знакомства вышло то, что мы до сих пор вместе и души друг в друге не чаем. Вот уже десятый год. И я знаю, что так будет всегда, до последних наших дней.