В то же время, хотя и сам Иисус не понимает, что происходит, для Марка ясно, что его читатель все знает. Сразу после того, как Иисус испускает дух, происходят два важных события: в Храме разрывается надвое завеса, а сотник, стоящий напротив креста, признается себе: «Истинно Человек Сей был Сын Божий» (см.: Мк. 15:38–39). Оба события являются ключевыми для понимания описания смерти Иисуса у Марка. В иудейской традиции храмовая завеса отделяла самую священную комнату — так называемое святилище — от остальной части храма. Бог присутствовал именно в Святая Святых; именно в этом земном месте присутствовал Бог. И никто не смел войти в Святая Святых, к находящемуся там Богу, чаще одного раза в год. Это был День Искупления; тогда иудейский первосвященник заходил за завесу, предлагая две жертвы. Одна жертва была за его собственные грехи; а после своего очищения первосвященник предлагал жертву за грехи людей, чтобы они также могли быть снова оправданы перед Богом.
В Евангелии от Марка, когда Иисус умирает, эта завеса разрывается надвое (см.: Мк. 15:38). Что это может значить? Бог больше не отделен от своего народа. После смерти Иисуса Бог стал доступен для всех людей — не благодаря иудейской системе жертвоприношений, а благодаря смерти Иисуса — Его мессии. С системой жертвоприношений теперь покончено. Отныне люди сами могут стоять перед лицом Бога благодаря деянию, совершенному Иисусом.
Дело спасения наконец было признано — не последователями Иисуса, сбежавшими с места трагических событий, не иудейскими первосвященниками и старейшинами, которые по-прежнему враждебно настроены по отношению к Иисусу и всему, чему он учил, и даже не верующими иудеями, которые следовали за Иисусом во время его служения. Спасение, принесенное смертью Иисуса, было признано совершенно посторонним человеком — языческим воином, распявшим его, — тем, кто вдруг понял, что Иисус действительно «Сын Божий» (см.: Мк. 15:39). Это признание очень важно для автора Евангелия от Марка, потому что еще никто в этом повествовании, кажется, не понял, кем же на самом деле был Иисус. В начале Евангелия мы узнаём, что родственники Иисуса считают, будто он сошел с ума (см.: Мк. 3:21), первосвященники и старейшины полагают, что им руководит дьявол (см.: Мк. 3:22), люди его родного города отвергают его как выскочку (см.: Мк. 6:1–6), и даже его собственные ученики так и не поняли, кто он (см.: Мк. 6:51–52; 8:21). В разных местах Евангелия Иисус неоднократно говорит своим ученикам, что ему предстоит идти в Иерусалим, чтобы быть отверженным и казненным, и каждый раз, когда он говорит им это, они демонстрируют непонимание его слов (см.: Мк. 8:32–33; 9:32; 10:35–40). А когда, наконец, наступает финальный момент, их нет рядом, чтобы увидеть происходящее. Все они сбежали.
Но сотник, который видит смерть Иисуса, понял всё и признает Иисуса, чего Петр и другие ученики никогда не делали. Понимание того, что Иисус — Сын Божий, приходит именно в момент его смерти на кресте, а не в моменты демонстраций им потрясающих чудес.
Я считаю, что Марк написал свою историю казни Иисуса на кресте для того, чтобы сделать теологическое заявление: именно эта смерть принесла спасение миру. Несомненно, на сей счет существуют исторически достоверные воспоминания. Но Марк не стремился к беспристрастному описанию того, что произошло утром первого апреля в Римской Палестине. Он хотел преподнести теологический урок о миссии смерти Иисуса по отношению к грехам мира. Историки, которые хотят понять, что произошло на самом деле, должны принять во внимание теологический характер этого повествования. В противном случае они будут использовать Евангелие от Марка как хронику реальных событий, а не теологически мотивированный их пересказ.
То, что авторы Евангелий интересовались главным образом теологическими пересказами, становится очевидным, если сравнить версию Марка с другими имеющимися текстами. Здесь я не буду приводить исчерпывающее сравнение, а просто рассмотрю текст евангелиста Луки, повествующий о тех же событиях.