Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века

Последним, пятым правилом научной постановки изучения вопроса о заимствованиях в законодательстве Петра I является требование точной очерченности и строгой определенности выводов, долженствующих быть сделанными исключительно на основании анализа самих законодательных источников в целом и содержащихся в них отдельных – важнейших – норм. Хотя это правило и может показаться обычным требованием, предъявляемым ко всякому историческому и историко-юридическому исследованию, тем не менее в данном случае оно имеет некоторые специфические стороны, которые необходимо учитывать при выработке научной постановки исследования вопроса. [А] именно, как уже было отмечено при рассмотрении стадий законодательного процесса в эпоху реформ, Петр I в начале разработки отдельных законопроектов, в своих декларативных указах, намечавших использование иностранных источников, называл главный, важнейший из них, который надлежало положить как исходное основание при изучении вопроса, составлении законопроекта и первоначальном его обсуждении. При подготовительной же работе, на практике иногда бывали приняты другие иноземные источники из собранных и обработанных сотрудниками царя. Так было, например, при выработке первоначальных проектов русских морских законов в двадцатых годах XVIII века, когда вместо английских законов, указанных Петром I при начале работы, были приняты как главный исходный источник французские ордонансы Людовика XIV[1378]. Помимо того, в декларативных указах иногда упрощались рекомендуемые приемы переработки заимствованных источников. [Вот,] например, часть распоряжения Петра взять в основание разработки нового закона шведский источник: «… то выписывать и приносить в Сенат», «и только имена переменить»[1379]. В действительности же всякий русский законодательный акт в конечном итоге являлся результатом большой самостоятельной работы отечественных законодательных органов.

Такой же осторожности и особого истолкования требуют предписания царя, подобные тем, что имели место при выработке основных норм, устанавливавших ревизионные функции центральных учреждений и ведéние приходо-расходных книг в них, а также при переработке составленных до 1722 года регламентов центральных учреждений, когда Петр указал положить в основание новых проектов Регламент Адмиралтейства[1380]; между тем этот Регламент вырабатывался, как мы уже указывали, по французским образцам – ордонансам Людовика XIV. Такие скрытые промежуточные звенья в правотворческих процессах при заимствованиях, а также расхождение первоначальных распоряжений Петра I с подлинным использованием и действительными заимствованиями из того или другого рода источников во время законодательной работы не должны вводить исследователя в заблуждение и сбивать его с правильного пути. Этот единственно правильный путь состоит в том, чтобы выводы относительно заимствований делать исключительно на основании анализа самих законодательных памятников, их текстов, изучения истории их выработки, а не только на основании общих декларативных указов Петра I, хотя бы они и были написаны его собственной рукой.

С другой стороны, сравнивая целые учреждения, отдельные должности, а также единичные нормы по иноземным законодательным источникам и русским актам, не следует поддаваться другой крайности – приписывать иноземному влиянию нормы и должности, которые были выработаны на русской почве отечественными законодательными органами и ими проверены на практике, но – вследствие обыкновения, можно сказать пристрастия, Петра I к употреблению в своих законах иностранной терминологии – были выражены при помощи иностранных законодательных текстов и терминов, западноевропейскими названиями должностей и учреждений, что уже было нами особенно отмечено при анализе правотворчества по областной реформе 1718–1719 годов. Приведем здесь для примера столь малопонятные для рядового русского человека термины, названия должностей, вызванных к жизни условиями русской действительности и вполне русских по существу, как «рекетмейстер», «герольдмейстер», «генерал-прокурор», «ландсгевдинг» и другие.

Если указанные особенности правотворчества Петра I могут ввести в заблуждение исследователя законодательства эпохи реформ и дать основания для расширенного определения характера заимствований и степени влияния иностранных источников, то в противоположность этому преувеличению необходимо предостеречь его и от недооценки ряда фактов и моментов, особенно характерных для установления самобытности реформ Петра I и степени и характера заимствований в его законах. Такими фактами и моментами в правотворчестве являются выработка самой системы законодательного акта, установление и проведение в нем основной, принципиальной идеи или идей, иногда определенно не формулированных в тексте закона, но проведенных творцом и вдохновителем его через весь текст, как лейтмотив всего законодательного акта, и, наконец, самый дух закона.