Петр Великий. Прощание с Московией

Удивительная любезность и пытливость русского царя породили большие надежды в определенных кругах. Из донесений имперского посла в Лондоне представители Католической церкви, и в первую очередь члены венского иезуитского колледжа, уже знали, что Петр не слишком привержен догматам православия и интересуется различными вероисповеданиями. Подобно тому как архиепископ Кентерберийский и другие протестанты подумывали об обращении Петра в протестантизм, католики теперь надеялись, что царя, а следом за ним и все его царство удастся ввести в лоно Матери Святой Католической церкви. Реализовать эти надежды пытался советник императора, отец Вульф, иезуитский проповедник, говоривший немного по-русски. В день Святого Петра, отстояв православный молебен, который служил его собственный духовник, сопровождавший посольство, царь посетил мессу в колледже иезуитов. Тут он услышал проповедь, в которой отец Вульф говорил, что «во второй раз ключи будут вручены другому Петру, и он отворит ими другую дверь». Скоро Петр побывал еще на одной мессе, которую на этот раз отправлял кардинал Коллониц, примас Венгрии, а после отобедал с кардиналом в трапезной колледжа. Из разговора кардиналу стало ясно, что Петр и не думает об обращении в новую веру, а слухи, будто он собирается ехать в Рим, чтобы сам папа принял его в лоно Католической церкви, ни на чем не основаны. Он собирался в Венецию – изучать строительство галер, а в Рим если и попал бы, то исключительно как путешественник, а не как паломник. После этой встречи кардинал так описал своего гостя: «Царь – высокий молодой человек лет двадцати восьми – тридцати, величавый и серьезный, с выразительным смуглым лицом. Его левый глаз, левая рука и левая нога пострадали от яда, которым его отравили при жизни его брата; но теперь об этом напоминает только неподвижный взгляд этого глаза и непрерывные движения руки и ноги. Чтобы их скрыть, он сопровождает эти непроизвольные подергивания постоянными движениями всего тела, которые многие люди в тех странах, где он побывал, приписывали естественным причинам, но на самом деле они являются нарочитыми. У него живой и быстрый ум; манеры скорее цивилизованного человека, чем дикаря. Предпринятое им путешествие оказало на него сильное благотворное влияние, так что очевидна разница между тем, каков он был в начале странствий и каков он теперь, хотя его прирожденная грубость все еще сказывается, главным образом – в отношениях с его сопровождающими, которых он держит в большой строгости. Он обладает познаниями в истории и географии и жаждет узнать об этих предметах еще больше; но сильнее всего его привлекают море и корабли, над сооружением которых он трудится собственноручно».

В дни визита Петра Леопольд дал один из знаменитых костюмированных балов, которыми славился венский двор. Действие разворачивалось в декорациях деревенской таверны, хозяев которой изображали император и императрица, а придворные и иностранные посланники были одеты в крестьянские костюмы. Там присутствовал и принц Евгений Савойский. Петр был в костюме фрисландского крестьянина, а доставшаяся ему по жребию партнерша, девица Иоганна фон Турн, нарядилась его подружкой-фрисландкой. За обедом отбросили все церемонии, и император с императрицей сели за столом там, где им понравилось. Тосты звучали один за другим, и Леопольду пришла в голову мысль, каким образом можно провозгласить тост за здоровье высокого гостя, который присутствовал на маскараде негласно. Он поднялся с места и, обратившись к молодому человеку в маске, произнес: «Если не ошибаюсь, вы знакомы с русским царем, выпьем же за его здоровье!»

На следующее утро кубок, из которого пил император, по его распоряжению, преподнесли Петру в дар. Он был отделан горным хрусталем и стоил 2000 флоринов. Удовольствие от ужина в обществе маскарадной партнерши царь выразил на следующий день: ей доставили четыре пары соболей и 250 дукатов.

Отвечая на гостеприимство своих хозяев, в день Святого Петра русское посольство устроило бал на тысячу гостей, длившийся целую ночь. Фейерверки, которые зажигал сам царь, танцы, вино, беготня по летнему ночному саду придали этому приему в Вене привкус Немецкой слободы. На торжественном обеде, состоявшемся после того, как император официально принял посольство, за здоровье супруг обоих монархов, императрицы и царицы, не пили. Причем настояла на этом русская сторона – так что Евдокии после возвращения Петра в Москву ничего хорошего ждать не приходилось. За обедом, когда речь зашла о напитках, барон Кенигзекер настоял, чтобы Лефорт немедленно отведал шесть сортов вин, отобранных бароном. Вина принесли, Лефорт пригубил их и попросил, чтобы его долговязому другу, стоявшему за спинкой стула наподобие слуги, тоже дали попробовать.