Петропавловская крепость: Путеводитель

Один из узников крепости начала 70-х годов, П. А. Кропоткин, в воспоминаниях рассказывал, что в камерах было очень сыро, обои такие мокрые, будто каждый день их поливали водой. Чтобы уменьшить сырость, печи натапливали так, что ему приходилось испытывать от жары еще больше страданий, чем от сырости. Сырость и высокая температура отразились на здоровье Кропоткина: два года тюрьмы превратили его в больного человека, у него не хватало сил подняться на второй этаж тюрьмы.

В эти годы (1872―1879) режим в тюрьме соблюдался не очень строго. Разрешалось получать книги с воли, если страницы в них еще не были разрезаны. Можно было пользоваться книгами из тюремной библиотеки. Свидания давались два раза в месяц. На прогулки выводили через день на 15 минут. Попытки перестукиваться обычно не вызывали репрессий.

Но по мере развития революционного движения в стране и увеличения количества узников режим в тюрьме Трубецкого бастиона становится более суровым. Заключенным запрещали свидания, чтение, их бросали в карцер за малейшие провинности, сурово наказывали за перестукивание. Все это вызвало протест у заключенных.

5 февраля 1879 года этот протест вылился в бунт. Узники ломали мебель, выбивали форточки дверей, срывали войлочную обивку со стен камер. Арестанты стучали в двери, били стекла. Все они были связаны и избиты солдатами. Ни одно из требований заключенных не было удовлетворено. Режим стал еще суровее.

В камерах № 4, 5 и 6 воссоздана обстановка камер тюрьмы второго периода (1879―1897 гг.) — после бунта заключенных. Деревянная мебель в камерах заменена железной. Стол, кровать, умывальник, парашу прочно прикрепили к полу и стенам. Обои сняли, стены оштукатурили. Внешний вид камер в этот период можно было сравнить с запущенным подвалом. Вода выступала из стен, а с подоконника лилась так обильно, что на полу камер появились лужи.

Резко ухудшилось питание. Утром арестант получал кружку кваса и два фунта хлеба на весь день; хлеб был очень плохого качества. Обед состоял из щей или горохового супа и второго из недоброкачественных продуктов. К тому же нормы были явно недостаточны. Все чаще узники заболевали цингой.

Большей стала изоляция узников от внешнего мира.

Весь режим тюрьмы, вся обстановка камер были рассчитаны на то, чтобы сломить волю и человеческое достоинство заключенных. Особенно тяжело переносилась зловещая тишина в тюрьме. В. Н. Фигнер писала: «Молчание, вечное молчание… От бездействия голосовые связки слабели, атрофировались; голос ломался, исчезал; из грудного контральто он становился тонким, звонким, вибрирующим, как после тяжелой болезни, слова плохо срывались с языка, оставляя перерывы. Наряду с этим физическим расстройством органа речи изменялась психика. Являлось настроение молчать. Кроме вынужденной необходимости — пропадал внутренний импульс — уже хотелось молчать, и, когда нужно было развязать язык, сказать что-нибудь, требовалось усилие воли, преодоление…

И чем дальше, тем тяжелее становился этот выход из одиночества, из молчания».

«…Так тихо бывает только в гробу, — вспоминал другой узник А. С. Шаповалов. — Редко, редко звякнут шпоры жандарма, медленно крадущегося по коридору от двери к двери; случайно забренчат у него ключи; застучат тяжелые засовы отворяемой двери, и затем опять все погружается в безмолвие могилы. Но тем не менее тюрьма полна своеобразной жизни, протестующей против неволи. Приложите ухо к двери камеры, приподнимите „глазок“, и вы услышите и увидите, как заключенный быстро шагает из угла в угол по своей камере. Так бьется птица в клетке. Так мечется зверь в неволе…

Как душно в этом каменном мешке, как тяжело… Как гнетут эти стены, как давит сводообразный потолок! Как ненавистна эта железная, ржавая решетка!.. Страшно хотелось разбить эти ненавистные стены, вырвать решетку и снова очутиться на воле. Но крепки стены. Толсты решетки. Зорка стража. Все бесполезно. Нельзя отсюда вырваться».

Действительно, вырваться из крепости было невозможно. За 200 лет существования политической тюрьмы из нее не удалось бежать ни одному узнику.

В 1897 году одна из заключенных — М. Ф. Ветрова — не вынесла тяжелого тюремного режима, облила себя керосином из лампы и умерла от ожогов. После этого случая керосиновые лампы заменили свечами.

С того времени начинается третий период в истории тюрьмы.

Внешне камеры изменились мало: те же железные стол и кровать, укрепленные неподвижно, тот же асфальтовый пол.

Вместо свечей в 1904 году появились над столом электрические фонари, вместо умывальника — фаянсовая раковина, парашу заменил унитаз.

В 1907 году на окнах с наружной стороны прикрепили металлические сетки, сделанные для того, чтобы на окно не могли садиться голуби. Арестанты научились приманивать птиц и к лапкам их привязывали записки. Это «зло» было замечено комендантом крепости и пресечено.