Описание камеры, которое дает М. Ф. Фроленко, во многом перекликается с картиной, нарисованной П. С. Поливановым: «Потолок, стены, когда-то выкрашенные в желтоватый цвет, покрылись сероватым налетом пыли и паутины. Паутина виднелась также во всех углах. Нижняя часть стены аршина на полтора облезла: штукатурка от сырости превращалась постепенно, как видно, в известковый пух».
Так же, как в казематах, тюрьме Трубецкого бастиона, в Секретном доме тоже господствовали молчание и тишина. Стража ходила по коридору вдоль камер в мягких туфлях. Заключенным запрещалось перестукиваться, переговариваться между собой и разговаривать со стражей.
Переписка с родными была по сути дела запрещена. Разрешение на нее давалось в редких случаях только самим царем.
Декабрист А. П. Беляев писал в своих воспоминаниях: «То полное заключение, какому мы сначала подвергались в крепости, хуже казни. Страшно подумать теперь об этом заключении! Куда деваться без всякого занятия со своими мыслями. Воображение работает страшно. Каких страшных, чудовищных помыслов и образов оно не представляло! Куда не уносились мысли, о чем не передумал ум, а затем все еще оставалась целая бездна, которую надо было чем-нибудь наполнить!»
Царское правительство «заботилось», чтобы находящийся в одиночной камере был полностью изолирован от всяких внешних впечатлений. Каждый день узника являлся точной копией других таких же дней. Особенно угнетало отсутствие какой-либо умственной или физической работы.
За соблюдением режима строго следил смотритель Секретного дома М. Соколов, которого заключенные называли Иродом. Этот жестокий палач служил царю не за страх, а за совесть. Он проводил в тюрьме дни и ночи. Не доверяя никому из тюремной стражи, Ирод всегда присутствовал при утренней уборке камер, следил за жандармами и узниками при раздаче пищи. И на прогулке каждый заключенный и стражники находились под его наблюдением. Ирод находился в камере при посещении больных врачом, он же наблюдал за выносом трупа умершего из тюрьмы.
М. В. Буташевич-Петрашевский, с большим достоинством державшийся на следствии, в своем первом же показании с возмущением рассказал об условиях заключения узников в Секретном доме: «Более месяца тому назад я был арестован. Причина моего арестования мне не объявлена. Ночью того же дня привезен в крепость и не как лицо, а как вещь казенная, сдан под расписку смотрителю каземата. Как вещь — ибо с тех пор именуют меня не по имени или фамилии, но № 1. Отведя в каземат, от меня отбирают одежду, дают халат. Со мною поступлено, как с вором и разбойником… как со злодеем, совершившим тяжкое преступление.
…Мертвое молчание кругом, безответность сторожей, еле слышный бой часов на Петропавловском соборе — вот развлечение. Полумрак и холод — вот удобства помещения… По ночам отмыкаются и запираются двери казематов, в отдалении слышу шаги арестантов, ведомых к допросу…»
Из крепости Ф. М. Достоевский писал: «Ненастные дни невыносимы, каземат смотрит суровее».
Достоевского не пугал ни тюремный режим, ни предстоящая каторга: его волновало, разрешат ли ему писать и печататься и не потухнет ли в заключении огонь творчества. «Неужели никогда я не возьму пера в руки?.. — пишет он брату. — Сколько образов, выжитых, созданных мною вновь, погибнет, угаснет в моей голове или отравой в крови разольется!.. Лучше пятнадцать лет заключения и перо в руках!»
О тяжести одиночного заключения, о переживании человека, за которым все время наблюдает стража через «глазок», рассказывал и Н. В. Шелгунов.
Секретный дом Алексеевского равелина существовал до 1884 года. Царское правительство выстроило новую секретную тюрьму подальше от столицы — в Шлиссельбургской крепости.
Туда и перевели узников Секретного дома вместе с имуществом тюрьмы, вместе со смотрителем Соколовым — Иродом.
В конце XIX века Секретный дом Алексеевского равелина был уничтожен. В 1895 году на его месте выстроили здание Военно-исторического архива. В настоящее время в нем находятся редакция и типография газеты ЛВО «На страже Родины».
В 60―70-е годы, когда в Петропавловской крепости содержалось много политических узников и камер и казематов не хватало, комендант крепости генерал Корсаков обратился в Главное инженерное управление с просьбой приспособить для мест заключения пустующие казематы Трубецкого бастиона. В дело вмешался великий князь Николай Николаевич. На его докладе о необходимости постройки новых арестантских помещений Александр II дал указание «исполнять немедля».
Летом 1870 года в присутствии генералитета и высшего духовенства состоялась закладка тюрьмы Трубецкого бастиона. В Трубецком бастионе была разрушена валганговая стена, и на освободившемся месте возведено двухэтажное, пятиугольное в плане, здание тюрьмы, которое прикрывала эскарповая стена бастиона. Расстояние между тюрьмой и крепостными стенами (4―4,5 метра) образовало внешний дворик тюрьмы. Высота здания такова, что его не видно из-за стен бастиона.