Петрос идет по городу

В этот вечер Петрос долго не мог уснуть. Ему хотелось рассказать Антигоне обо всем: об Ахиллесе и Дросуле, о статуях, лозунгах на стенах домов, о странном городе и мертвых детях. Он слышал ее ровное дыхание, но знал, что она еще не спит. Ведь Антигона никогда сразу не засыпала. Подняв повыше подушку, она с закрытыми глазами предавалась мечтам. Однажды он спросил ее, о чем она думает, и услышал в ответ: «О лужайке с цветущими маками». Тогда Петрос, найдя это очень глупым, усмехнулся про себя, но теперь радовался, что сестра любит помечтать и поэтому не засыпает раньше него. С нижнего этажа доносились звуки рояля, смех Лелы и голос Жабы:

Твои гласа вешно
Сводят меня ш ума…

— Как она только может! — пробормотала Антигона.

— Что может? — спросил Петрос.

— Любить немца! А такая красавица… У нее белокурые волосы и гладкая, гладкая кожа.

— Черные волосы куда красивей, — зевая, заметил Петрос, побеждаемый усталостью и сном.

— Ба, у нашего Петроса есть, оказывается, свой вкус! — валилась смехом Антигона.

Петрос повернулся на другой бок и не успел ответить сестре, как его сморил сон, хотя ему и хотелось понежиться еще немного под теплым одеялом, наслаждаясь сознанием, что у него есть дом, кровать, подушка и сестра со звонким, как колокольчик, смехом, мечтающая о лужайке с красными маками.

Глава 7 ПРОГУЛКА МЕРТВОЙ БАБУШКИ

Рано утром умерла бабушка Сотириса. Умерла от голода.

— А ты видел, чтобы люди теперь помирали от чего-нибудь другого? — спросил Петроса Сотирис.

Его бабушке был восемьдесят один год. Уже давно она ничего не могла есть, кроме белого хлеба, размоченного в теплом, сильно подсахаренном молоке. Петрос не раз наблюдал, как она сидела, держа в трясущейся руке большую фаянсовую кружку, полную молока. Но это было давно, наверно, тысячу лет назад. Еще тогда… до вступления немцев в Афины. А где же теперь взять для бабушки белого хлеба и молока? Она пила чай из горных трав, а иногда маме Сотириса удавалось купить для нее на черном рынке немного сухого молока.

— Я стал совсем похож на старика и скоро начну линять, как обезьяна, — продолжал Сотирис даже с некоторой гордостью.

И тогда Петрос впервые обратил внимание, что лицо его друга почти такое же морщинистое, как у дедушки. Да, на лбу у него выделялись четыре глубокие-глубокие морщины.

— Все старики помрут этой зимой, — прибавил Сотирис, — а следом за ними и дети… Капут!

Капут, капут! Петрос уже слышал это слово от мальчика на площади Омониа… Значит, дедушка сознательно ворует хлеб: он не желает, чтобы ему пришел капут, как всем остальным в доме.

— Поклянись, что ты сделаешь для меня одно дело, — вывел его из задумчивости Сотирис.

— Клянусь, — не подумав, сказал тут же Петрос и сразу пожалел об этом, ведь Сотирис мог опять позвать его с собой красть кабель.

Последнее время немцы буквально бесились из-за того, что «неизвестные лица» срезали кабель и продавали его на черном рынке. Об этом писали в газетах и объявлениях, вывешенных на стенах домов и электрических столбах. «Шайка злоумышленников похищает кабель… Виновные будут строго наказаны…» Петрос не знал, что происходит в других кварталах, но в их квартале «шайку» представлял Сотирис. Он раздобыл неизвестно откуда огромные ножницы, предназначенные для стрижки овец, и вечерами в темноте ползал по земле на животе и — крац-крац! — срезал кабель.

— А куда же смотрит часовой? — спросил его однажды перепуганный насмерть Петрос.

— А я жду, пока он отойдет по нужде, — расхохотался Сотирис и добавил, что это саботаж, а кроме того, он продает кабель на черном рынке, чтобы его родные не умерли с голода.

Все это он говорил совершенно спокойно, точно речь шла о школьных проделках, например, о том, как он в классе, улучив момент, когда господин Лукатос поворачивался спиной к ребятам, запускал испачканную мелом губку прямо в лицо Нюре.

— И ты стал спекулянтом, — разозлился на него Петрос.

Он не помнил, что ему ответил Сотирис. Но после того вечера на площади Омониа Петрос понял, что его друг ворует кабель, так как не хочет, чтобы ему пришел капут, и к тому же ворует у немцев…

— Я уже поклялся! Что я должен для тебя сделать? — спросил встревоженный Петрос.

— Ты пойдешь хоронить мою бабушку?

— Пойду.

Петросу показалось странным, что с него взяли в этом клятву. Он же друг и сосед Сотириса. На похороны пойдут многие из их дома и даже дедушка, который еще в прошлую зиму играл со старушкой в карты.

Но Сотирис звал его не на похороны. Погребения не будет. Ведь, судя по его словам, чтобы бабушку похоронить как положено, по церковному обряду на кладбище, надо оформить бумаги и сдать ее хлебную карточку. Если же избежать этой процедуры, то Сотирис и его мама будут получать ежедневно хлеб и на бабушку. Что делать с покойницей, Сотирис объяснил Петросу и даже похвастал, что все это он сам придумал.