Петрос идет по городу

Когда Петрос в тот же день поздно вечером, как договорились заранее, пришел к своему приятелю, бабушка сидела на стуле у окна. Но это была не настоящая бабушка, а набитое тряпками чучело в бабушкином платье. Голова у него слегка склонялась к плечу, и с улицы казалось, будто человек шьет или вяжет. Старушка уже много лет не выходила из дому, и поэтому легко было скрыть, что она умерла. Впрочем, родным Петрос мог, конечно, рассказать правду. Они не донесут…

Настоящая бабушка лежала на кровати, будто спала. Но ее, конечно, нельзя было долго держать в комнате.

— Ее надо куда-то переправить, — сказал Сотирис.

Для этого ему и понадобилась помощь Петроса. Они вдвоем доволокут ее до кладбища и там оставят. Петрос ничуть не испугался при виде покойницы, а лишь почувствовал боль в желудке, как раньше на контрольной по греческому языку и теперь от голода. Подхватив старушку под мышки, мальчики поставили ее на ноги; она была легкой, как пушинка. Мама Сотириса не плакала, смотрела на них сухими глазами, словно окаменевшая. Потом она повязала платок на голову бабушке и надвинула его низко на лоб.

— Если кто-нибудь из соседей спросит, куда вы идете, скажите, что ведете ее к врачу, — проговорила она каким-то чужим голосом.

«С нами со всеми что-то стряслось, — подумал Петрос, — будто немцы нас околдовали, как волшебник — принца, у которого вдруг окаменело сердце».

«Тетушка Васи́ло ахнула, и сердце ее окаменело, когда она увидела, как турки убивают у нее на глазах мужа и детей…»

«…Но слезы не освежили его воспаленных глаз, иссякнув в пучине горя…»

Так было написано в любимых книгах Петроса. Он не открывал их с начала оккупации. В памяти его удержались отдельные фразы, но ему не хотелось перечитывать истории об Алексисе и Текле или о Константине и его друге Михаиле. Его не интересовало уже, вступит ли император Василий с триумфом в Константинополь и ослепят ли победители пленников, согнав их на площадь. Тогда ужасы были ему знакомы только по книгам, и все же от них кровь стыла в жилах. Теперь его ничуть не пугала предстоящая прогулка по городу с мертвой бабушкой.

Они вышли втроем на улицу — бабушка, Сотирис и Петрос. Мальчики без особого труда «вели» маленькую, худенькую старушку. Уже стемнело, и прохожие попадались редко. Петрос спросил себя: неужели он сохранял бы такое же спокойствие, если бы на месте бабушки Сотириса оказался его дедушка? При одной мысли об этом он содрогнулся. Нет, дедушку они не выбросят на кладбище, пусть даже потеряют его хлебную карточку… Им навстречу шел кто-то — доносился стук трех пар башмаков по плитам тротуара: тук-тук-тук… Петрос испугался.

— Это маленькие царицы, — шепнул ему Сотирис.

В темноте их не было видно, но весь квартал знал, что они носят новые туфли с деревянными подметками. На Нюриных туфельках красовались красные бантики. Сотирис же ничуть не испугался, а подойдя ближе к девочкам, запел:

Дождь идет,
Снег идет,
Моя бабушка печет
Внучке маленький калач:
Кушай, внучка, да не плачь!
Я утру́ платком слезу
И сапожнику снесу
Тот калач,
Пока горяч:
Сшей-ка мне, сапожничек,
Золотые туфельки
С красненькими бантиками…

— Ты тоже пой, — ущипнул он Петроса свободной рукой.

И Петрос стал подтягивать ему вторым голосом, как их, самых голосистых в классе, учил петь дуэтом на уроках пения господин Лукатос.

…Он сошьет мне туфельки,
Он сошьет мне туфельки, —

повторили они несколько раз, словно испорченный патефон.

Шура, Мура и Нюра, страшно рассерженные, подойдя к мальчикам, гордо отвернулись от них, не желая здороваться. Потом девочки скрылись из виду, но деревянные подметки долго еще отбивали «тук-тук-тук» по тротуару.

Петрос и Сотирис продолжали петь, чтобы заглушить эти «тук-тук-тук».

…Он сошьет мне туфельки
С красными бантиками…

Они покраснели от напряжения, потому что устали тащить покойницу; жилы у них на шее вздулись от пения.

Наконец они дошли до задней стены кладбища.

Хотя уже совсем стемнело, они сначала посмотрели по сторонам, не идет ли кто-нибудь, а потом положили бабушку на землю.

На обратном пути они не обменялись ни словом, и возле маленькой площади разошлись в разные стороны. Петрос пошел на свидание к Яннису, чтобы писать лозунги на домах, а Сотирис отправился срезать кабель.

В тот вечер Одуванчик и Кимон написали больше двадцати раз слова «бесплатный обед».

— В память о бабушке, — сказал Яннис, которому Петрос поведал историю ее похорон.

Глава 8 ПРОГУЛКА ЖИВОГО ДЕДУШКИ

Только семья Петроса знала, что бабушка Сотириса умерла.