Петрос идет по городу

Петрос считал, что нет на свете места прекрасней, чем скульптурная мастерская. Особенно хорошо было здесь сегодня, когда Ахиллес растопил старыми стульями печурку и на ней кипел большой чайник… Дросула сказала, что придут еще гости, что она вместо чая заварит горные травы и для всех у нее найдется по горстке мелкого изюма. Яннис и Петрос стали помогать ей вынимать из изюма косточки. Ахиллес тем временем показывал девочкам свою мастерскую. Антигона, не страдавшая излишней застенчивостью, в две минуты выложила ему всё: что Рита любит живопись и недурно рисует, что она сама предпочитает поэзию. Ахиллес попросил Риту принести показать свои рисунки.

— Что тебе нравится больше всего рисовать? — спросил он.

— Портреты, — ответила Рита.

— Когда кончишь школу, будешь учиться живописи?

— Если успею, — нерешительно проговорила она.

Ахиллес с удивлением посмотрел на нее.

— Я еврейка, — пробормотала она.

Их беседу прервали три девушки и двое юношей, с шумом и смехом ворвавшиеся в мастерскую.

— «Отгадай, если можешь, что принесли мы сегодня тебе», — пропела одна из девушек фразу из модной песенки, с напускной важностью вручая Дросуле что-то круглое, завернутое в газету.

Дросула медленно развернула пакет. Там оказался целый каравай немецкого черного хлеба! Раздались восторженные возгласы и крики «ура». Петрос знал кисловатый вкус этого сытного хлеба. Один раз мама купила на черном рынке кусок от такого каравая.

Отчего было здесь так хорошо и уютно? Благодаря жаркой печке, горячему чаю, изюму и хлебу? Петрос согрелся и насытился. Впервые он понял, как замечательно не мерзнуть и не страдать мучительно от голода. В мастерской удавалось забыть о голоде, оккупации и всех ее ужасах… Здесь можно было тихо петь песни о свободе и ту песню, которую особенно любила Дросула и затягивала совершенно неожиданно:

Вечно вперед
За новую жизнь…

И все подпевали ей. Даже Шторм, задрав морду, повизгивал, стараясь попасть в такт… В мастерской можно было говорить: «Когда кончится война…», или: «Когда уйдут оккупанты…»

Вдруг Шторм выскочил во двор и залаял. Дросула пошла открывать калитку и вскоре вернулась с высоким молодым брюнетом. Ахиллес представил его:

— Ребята, я хочу познакомить вас, — он с лукавой улыбкой посмотрел на Антигону, — с нашим другом, поэтом Костасом Агариносом.

Щеки у Антигоны стали пунцовыми, как ее платье. «Вот, значит, какой сюрприз был приготовлен!» — подумал Петрос и поглядел на Янниса, у которого кадык на шее с невероятной быстротой заходил вниз-вверх.

Костас Агаринос был красивый молодой мужчина, высокий и темноволосый, но Петросу в тысячу раз больше нравился Яннис с его кадыком, и он ни на кого не променял бы своего друга Кимона, который отогревал его руки в своих карманах, когда они бегали вместе по городу с кистью и краской.

Сидя в уголке возле печурки, Петрос слушал разговоры старших. Потом Костас Агаринос звучным певучим голосом читал свои стихи. Антигона тоже прочла стихи, конечно Агариноса.

— Вы та самая девушка, которая оставила на моем столе цветок? — спросил он.

Глаза у Антигоны сияют, как звезды, щеки пылают. «Какая очаровательная девочка!» — восхищаются чужие мамы. И мама гордится своей дочерью. По случаю праздника школьный зал украшен цветами. Мама в синем нарядном платье выглядит красивей всех мам. Когда Антигона кончает декламировать на сцене стихи, мама, слегка сжав ей руку, говорит: «Пошли домой. Тихонько выйдем из зала. У меня в духовке жарится телятина с картофелем. Боюсь, как бы не сгорела». Как бы не сгорела! Петрос вскочил: как бы не сгорела телятина!..

Он задремал, пригревшись у печурки и теперь с удивлением смотрел по сторонам: оказывается, он в мастерской Ахиллеса. Дросула завела патефон, стоящий на полу, и поменяла пластинку. Раздались громкие звуки «Самого прекрасного в мире танго».

Никто не собирался танцевать, но Петрос знал, что эту пластинку проигрывают всегда, когда Ахиллес намеревается сказать нечто важное, что не должны слышать чужие уши. Если кто-нибудь посторонний позвонит в калитку или неожиданно войдет в мастерскую, то увидит, что несколько пар танцуют томное танго.

На цоколе стояла гипсовая фигура, полая внутри. Она изображала старичка в шляпе, с тросточкой. Дросула окрестила его Пелопи́дом[28]. В него прятали всякую всячину, и, если надо было что-нибудь взять из тайника, она говорила: «Пойду пошепчусь с Пелопидом».

Сегодня Пелопид выдал им три рулона белого полотна, которые Дросула назвала транспарантами. Ахиллес и Яннис развернули их на полу. На одном из них было написано: «Требуем для всех бесплатных обедов!», на другом: «Требуем хлеба!». Слова были выведены зеленой краской, смешанной с рыбьим клеем и не смываемые водой, — краской Дросулы.

Ахиллес заговорил нарочито беззаботным тоном, как обычно, когда хотел сообщить что-нибудь важное. Он сказал, что пришло уже время выйти на улицы. «В среду утром… в десять часов… кто хочет…»

Патефон продолжал крутиться, и раздавались громкие звуки «Самого прекрасного в мире танго».

Глава 4 В СРЕДУ… КТО ХОЧЕТ