Петрос идет по городу

И он знал, что мама собирается идти в магазин, где продают какую-нибудь одежду. Однажды они отправились вместе покупать шляпу. Мама села на низенькую скамеечку перед большим зеркалом, а продавец стал подавать ей для примерки разные шляпы. Она надела красную с широкими полями, и ее затененные глаза сразу стали казаться темными и бездонными. Но мама не купила ее из-за дороговизны. Она выбрала маленькую соломенную шляпку с короткой вуалью. Но Петрос до сих пор не мог забыть маму в большой красной шляпе, ее отражения в зеркале и немого вопроса в глазах, нравится ли ему… Он положил тогда голову на плечо маме, и его тоже закрыла своей тенью красная шляпа.

Петросу стало вдруг грустно, что он уже не тот маленький мальчик, маменькин сынок, с нежной кожей на коленках, непохожей на рыбью чешую, мальчик, не знавший о существовании оккупантов и настоящих, не игрушечных пулеметов…

Так и быть, он отнесет записочку Антигоны ее поэту, но если тот не будет ходить на демонстрации, он заставит сестру навсегда порвать с ним. И пусть госпожа Антигона перестанет называть его «дорогой Петрос», «миленький». Он уже большой, а сестра должна слушаться брата, даже младшего.

Взяв под мышку Тодороса, он сбежал с лестницы, перепрыгивая через две ступеньки, и вышел на улицу погулять с черепахой.

Глава 2 СУМАСШЕДШИЙ НЕ В ПИЖАМЕ

Петрос плакал, уткнувшись носом в подушку. Хотя мальчишки в его возрасте не плачут, он не мог сдержать слез. Тодорос погиб! Больше никогда он его не увидит. Не услышит, как он стукается о ножки стульев, не почувствует, что он ползет по полу за его спиной. Тодорос погиб! Вчера ночью его увезли в черной машине карабинеры и грек-переводчик, предатель. Они ворвались в дом среди ночи, разыскивая сумасшедшего в пижаме.

Накануне, когда Петрос шел к Костасу Агариносу с запиской от Антигоны, завернув за угол, он увидел перед собой на ограде фотографию сумасшедшего в пижаме. Петрос тотчас узнал его, хотя тот не был уже в пижаме. И, если бы сфотографировали не только его лицо, Петрос мог бы разглядеть у него на руке отметину, словно след от прививки оспы. Он был точно такой, как тогда в мусорной яме, — небритый, с блестящими, будто в лихорадке, глазами. Внизу чернели крупные буквы:

«Назначается вознаграждение в 700 миллиардов драхм за поимку Михалиса (фамилия не известна) — опасного преступника, совершившего много злодеяний и виновного в саботаже, направленном против оккупационных властей».

Если бы уже не стемнело, Петрос тотчас помчался бы в скульптурную мастерскую, хотя и дал сестре слово отнести ее записку. Ахиллес и Дросула, наверно, что-нибудь знают и заверят его, что ни один грек не выдаст сумасшедшего в пижаме. Значит, это он взорвал мост, по которому проезжали немецкие грузовики? Он устроил забастовку на электростанции? И он организовывал партизанские отряды и отправлял их в горы?

«Кто вы такой?» — прощаясь после демонстрации, спросил его Петрос.

«Когда-нибудь узнаешь… Сейчас я — Михалис. — И потом прибавил: — До скорой встречи!»

Что он имел в виду, говоря так? Где мог его встретить Петрос? Может быть, пришел час бросить кисть, краски и взять в руки настоящее оружие? Петрос умел метко стрелять. Он заряжал игрушечное ружье косточками от маслин и палил во все трубы, торчащие над террасой. Сотирис, не всегда попадавший в цель, лопался от зависти… Жалко, что Яннис сегодня занят и они не будут писать лозунги на стенах домов. Его можно было бы обо всем расспросить…

Костас Агаринос сам открыл Петросу дверь, пригласил его зайти в переднюю и, прочитав послание Антигоны, пробурчал:

— Хорошо. — Увидев, что Петрос смотрит на него в недоумении, он повторил: — Передай ей, я сказал «хорошо».

Пусть Антигона понимает, как знает, решил Петрос. У него не было ни малейшего желания разгадывать ребусы поэта. На обратном пути он постоял немного перед фотографией Михалиса с неизвестной фамилией, словно с целью еще раз убедиться, что это действительно сумасшедший в пижаме.

Петрос пораньше лег спать, чтобы скорей наступило утро и он смог пойти в мастерскую к Ахиллесу и еще для того, чтобы отделаться от Антигоны, замучившей его своими расспросами:

— Он улыбался, когда читал мою записочку?

— Просто сказал «хорошо».

— Какая у него квартира? Он был в черном свитере?

И Петрос притворился спящим, чтобы его оставили наконец в покое, но, как видно, заснул по-настоящему. Помнил только, что проснулся от страшного грохота, похожего на раскаты грома; казалось, кто-то изо всех сил раскачивает под ним кровать. В передней собралась вся семья, и все с ужасом смотрели на дверь, готовую от страшных ударов разлететься на щепки. Отстраняя всех, мама сказала громким спокойным голосом:

— Позвольте, я открою.

Она была в папином старом пальто, наброшенном на плечи, и удивительно напоминала огромную серую птицу.