ПГТ

Днем – сбор моркови в деревянные ящики. Вечером – песни у костра или по баракам. Репертуар противоречивый, как и все в те переходные девяностые годы: "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались". И тут же "Армия жизни" «Алисы». Пели и по-английски – все-таки интеллектуальная элита, едрена вошь. Правда, что-нибудь простенькое, типа" Let it be" "Битлз".

Я был глупым восемнадцатилетним фатом. Поигрывал на гитаре, умел бросать томные взгляды и любил женский пол всеми фибрами души, чем неизбежно снискал популярность. Раздав авансы нескольким симпатичным однокурсницам, я наслаждался признаками соперничества между ними. Это тешило мое тщеславие, как предводителя команчей тешат скальпы убитых бледнолицых.

Тане я тоже пытался раздать авансы. Я человек злопамятный и прекрасно запомнил обиду, нанесенную на вокзале. Мне хотелось сыграть с ней в увлекательную игру, описанную еще Пушкиным: "чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей". То есть поматросить и бросить. Чтобы не больно задавалась.

Но все мои авансы разбивались о Танину насмешливость. Таня прекрасно проницала мои маневры и, судя по всему, понимала их смысл. Она не отвергала меня категорически, но в отношении ее ко мне сквозила материнская снисходительность. Это злило и вводило в азарт.

Я решил давить на самое чувствительное из женских мест – ревность. На ближайшей дискотеке я станцевал пару «медляков» с одной из сохших по мне однокурсниц, по ходу дела слившись с нею в долгом поцелуе. Краем глаза я наблюдал за реакцией Тани. Казалось, ее это совершенно не трогало. Зато другие, ранее обласканные, а теперь брошенные мною мадемуазели, взбеленились не на шутку. Несчастная, с которой я танцевал, была подвергнута остракизму. Ей был объявлен бойкот. Но она летала на крыльях любви, ничего не замечая. И мне почему-то было ее ничуть не жаль.

Таня продолжала вести себя так, как будто не видела моих показательных выступлений. Она смеялась и танцевала со здоровенным грузным парнем по прозвищу Панда. А я-то ждал, что она поставит мне "шесть-ноль" за артистизм и падет в мои горячие объятия. Оставалось признать, что я плохо знаю женщин. И смириться.

Мы вернулись в город, и студенческая жизнь потекла своим чередом. Зачеты-сессии, пьянки-гулянки, встречи-расставания. Однокурсница Света, с которой я целовался на дискотеке, была решительно отставлена еще в колхозе. Я продолжал пользовался на курсе популярностью, был ветрен, легко заводил и рвал отношения. Взял, так сказать, судьбу за жабры. Но краем глаза следил за Таниной жизнью. Почему-то мне казалось, что она тоже наблюдает за мной.

***

Следующим летом нас послали в археологическую экспедицию. Учились мы на излете советской науки, и подобного расточительства – отправлять студентов непонятно куда непонятно зачем – уже почти нигде не было. Но у нас еще осталось.

Поехали мы на Кольский полуостров, копать могильники. Днем копали, вечером пели и пили. Все, как обычно.

Однажды, дело было после обеда, все разбрелись по своим объектам, а я заметил, что Тани нет. Исподтишка за ней я наблюдал постоянно, поэтому обнаружил отсутствие моментально. Мне не хотелось сеять панику: мало ли, может, по маленькому в лес отошла. Но на сердце было неспокойно.

Я обошел все места раскопок: Тани нигде не было. Тогда я вошел в лес и позвал ее. Нет ответа. Я начал углубляться в лес, периодически выкрикивая: "Таня, ау!".

Вдруг мне показалось, что я услышал ответный крик. Я побежал, периодически останавливаясь и аукая. Ответное «я здесь» теперь слышалось вполне отчетливо.

Наконец я добрался до неглубокого оврага и заглянул в него. Таня сидела на дне и терла ногу. Я чуть не кубарем скатился к ней.

– Пошла пройтись и оступилась, – сказала она, морщась.

– Сломала? – задал я глупый вопрос. У нее что, рентгеновская установка в кармане, что ли?

– Надеюсь, нет. Но идти пока не могу.

– Это не вопрос, – сказал я тоном человека, специализирующегося на решении проблем. – С другой стороны овраг пологий, залезай на спину, доберемся.

Таня обвила меня руками сзади, и мы потихоньку двинулись. Я чувствовал ухом теплое дыхание, волосы ее слегка щекотали мою щеку. Таня казалась мне легкой-легкой, почти невесомой. Возможно, от переполнявшего меня глупого, совершенно неуместного в данный момент, счастья.

В азарте поиска я, как оказалось, углубился в лес достаточно далеко. Так что через некоторое время, несмотря на счастье, сдох. Все-таки подъем из оврага оказался непрост, а парнем я был не шибко спортивным. Таня это заметила и сказала:

– Поставь меня, отдохни.

Я еще пару минут, корча супермена, продолжал идти, стиснув зубы, но быстро понял, что просто не дойду до лагеря. Аккуратно поставил Таню на землю и повернулся к ней, чтобы помочь сесть.

И тут мы начали неистово целоваться.

***