ПГТ

Но появились, мля, и злопыхатели. Наряд вызвали. Спать им, падлам, видите ли, мешают! Мильты приехали, послушали, порадовались, но служба есть служба.

Начали Толика брать. А Толик – против, упирается, бушует. Депутатская неприкосновенность у меня, мол, кричит. Меня в ООН, кричит, возьмут, я вас тут всех!.. Я вам тут всем!.. С работы посымаю – и в Сибирь. Мильты слушали спокойно,улыбались, пока Толик погон одному не оторвал. Тогда их тоже зло взяло. Запихали его в "бобик", дали пару раз дубинкой по жопе. От души так хлестанули, чтобы, сука, не разжигал геополитический конфликт.

"Бобик" уехал, зрители разошлись. Концерт, мля, закончился.

Наутро Толя помятый пришел, грустный. Болела голова с одной стороны, а с другой жопа. Он всем жаловался на произвол, но тут его директор вызвал. И беседу провел.

Короче, взял Толик самоотвод от депутатства. Директор за это пообещал его от милиции отмазать. И отмазал, конечно. Мильты-то уже поуспокоились. Понимали, что за политику человек пострадал. За идею, мля.

А народ всех простил. Ржали потом и говорили, что нормальным депутатом был бы Толик. Не хуже остальных. Хотя б не зажрался бы.

***

– Да, весело у вас тут, – покачал головой я.

Не могу сказать, что немудреная болтовня тракториста очень уж меня восхищала, но делать было все равно нечего. Тем более, я не мог отказать ему в определенном остроумии. При всей своей сельской незамутненности, Прохор был явно не глуп и весьма наблюдателен. Ну, матерится, а что делать? Таня, глядишь, отучит. Глянет пару раз строго – и пройдет у него. Правда, тяжело ему будет слова связывать. Но ничего, привыкнет.

– Это что, – сказал Прохор. – У меня друган, сука, полгода как пить бросил. Навсегда. Он за ночь на велосипеде до Воронежа доехал, триста верст. И не помнил ничего.

– Нормально. Как это возможно?

– Да мы сами думали – как? Решили сначала: врет. Потом все выяснилось. Но ему не сказали. Зачем человека обратно в блудняк вводить?

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Народная медицина

– Пропадал Ванька совсем, – начал Прохор, нахмурившись. – Жену извел, плакала все время. Этот-то, – кивнул он на заднее сидение, – неделю бухает, потом месяца три – ни-ни. Впахивает, сука, семью кормит. А Ванька – каждый божий день пить повадился.

А мы с ним с детства друганы. Вижу – пропадает совсем. Я и говорил с ним, и уговаривал, и морду бил – без толку. Бухал, падла, как не в себя. Здоровье удивительное притом. Однажды, дело в ноябре было, упал, сука, в лужу и уснул. А ночью мороз ударил, и Ванька в лужу вмерз. Все утро, бляха, пролежал, наутро еле отковыряли. И ничего, понимаешь? Проспался, да на работу двинул. Я бы точно сдох.

А он ведь не дурак. Кличка у него – Философ. Он, падла, любую житейскую байку моралью заканчивал. Как дедушка Крылов. Рассказывал, как менял прокладки в кране, а они, сука, другого размер оказались. Так весь дом залило до первого этажа. Казалось бы: ну, прокладки, херь какая-то. И как, думаешь, он закончил? Моралью: "Ко всему есть подходящая вещь. Булка подходит к молоку, бумага – к табаку, хомут – к узде, а х…й – к п…де".

У нас-то всегда в почете были люди, кто смачно материться умеет. У Ваньки – талант на эту тему. И вот он талант этот свой пропивал.

Буду я с конца рассказывать, чтоб интересней было. История необычная, серьезно.

Стоим, значит, с мужиками как-то у дороги, подъезжает фура. Тормозами ухает, останавливается. Выходят двое, помоложе и постарше. Тот, что постарше, мля, здоровается:

– Добрый день.

– Привет, коль не шутите, – говорим.

– Хотели узнать про одного человека.

– Спрашивайте. Что знаем, скажем, не утаим, коль вы не шпиены.

Достает старший из кармана бумагу и читает:

– Ширков Иван Валерьянович тут проживает?

– Друган мой, – начинаю я тревожиться. – Натворил чего?

Он стоит, улыбится:

– Да ничего не натворил. Скажите , а он выпивает? Сейчас выпивает?

– Уже полгода в завязке.

Я вообще в полных непонятках: чо за люди, что хотят? Говорю:

– А вам-то какое дело?

Старший еще шире улыбку растянул и напарнику своему молодому говорит:

– Ну, что я тебе говорил? Помогли человеку. Ну, раз вы друг, – ко мне поворачивается, – расскажем. Тут такая история…

Теперь по времени чуть отмотаем. Как в кино. "Назад в будущее", мля.

Ваня, падла, в тот день премию отмечал. Премию им давали редко, потому что бухать надо меньше и работать лучше. Но они, мля, как дети обрадовались и водку жрать стали. Ванька, кстати, и не собирался, жене клятвенно обещал домой трезвым придти, но тут же – мужики. Коллеги-хроники, как тут откажешь?

Засиделись, конечно. Ваня все порывался отбыть до дому, но кореша не пускали. Сначала, значит, за бригаду выпили. Потом за баб. За любовь. За любовь с бабами. За труд. На посошок…

В общем, когда Иван, падла, открыл глаза, перед ним была трава. Везде. Он матюкнулся, понял, что опять, значит, до дома не дополз и где-то в овраге спать завалился. Крайний раз на огороде ночевал. Пора завязывать, пора, подумал Ваня. Это он так потом рассказывал. Но врал, сука, даже себе врал. Завязывать он не желал, потому как водка была ему, мля, милее жизни.