ПГТ

Вся эта звездобратия стоит, любуется, как она доит. Федоровна дойку закончила и собралась отвалить. И тут хрен этот решил совет дать. Помочь, мля, народу. Этим же гадам хлеба не надо, дай только посоветовать.

Вот он и говорит: дорогая Татьяна, все, мол, хорошо, и председатель вас хвалит, но если бы вы еще минут десять подоили корову, она, мол, литром больше молока бы дала. Рацинализатор, глядь, народник.

Федоровна охренела маненько, посмотрела на него этак косо, поняла, что не шуткует, и ответила: "А ты жене своей посоветуй подергать тебя за хрен минут десять, когда у вас все закончилось. А потом расскажи, что ответила". И отвалила.

Мы с Прохором заржали представляя ответ, а с заднего сидения послышался густой раскатистый храп.

– Толик, зараза! – подскочил тракторист. – Нажрался, так веди себя прилично, – и Толик получил пару тычков, оказавших целебное действие. Храп прекратился. Остальные пассажиры взирали на эту сцену с философским безразличием.

***

– Ты про депутата хотел рассказать, – напомнил я, когда, произведя воспитательную экзекуцию, Прохор вернулся на место.

– Уй! – засмеялся он от одного только воспоминания. – Короче, так. Этот хрен, которого Федоровна приложила, поехал потом на предприятия, где Толик работал. Собрание вести. Думали местных депутатов выбирать, а он, сука, своего хотел пропихнуть. С директором уже договорились, народ согнали, сидят.

Московский говорит, как Дед Мороз, мля, на утреннике: "Товарищи, как вы думаете, кто может стать кандидатом в депутаты от вашего коллектива? Кто самый достойный?"

А в зале заранее несколько человек подучили, чтобы они имя правильного человечка крикнули. Чтобы как бы, падла, демократия, аж глазам больно. Чтобы, типа, народ выдвинул. А дальше не его, народа, дело.

Но не успели они крикнуть. Видать, тормозов каких-то недоделанных нашли. А кто-то из работяг успел. Смеха ради, сука, крикнул: "Комарина в депутаты! Толика Комарина!"

Народ в зале заржал в голос, но подхватили. Куражились, гады: "Анатолий Комарин достойный депутат будет! Комарина, Комарина!". Восстал, короче, народ против мировой буржуазии.

Хрен московский резко скис, но попытался еще подергаться. Стал какую-то соплю мотать: что ж вы, дескать, товарищи, такие несознательные, пошутили, и будет. Но его, падлу, уже не слушали. Тогда психанул он и давай орать, как дите шестимесячное. А на народ орать не надо. Он, сука, на крик обижается и жестоко мстит. "Комарина – в депутаты" стали орать еще громче. На принцип пошли.

Московский, красный весь, со сцены отвалил. За ним директор выбежал. Тот, говорят, директору каких-то денег наобещал, если дело выгорит. Вот, не выгорело. Народ Толика хотел. Пусть мля, спасибо скажут, что не Зимний брать.

В общем, признали Толика Комарина кандидатом.

А ржал-то народ не зря. Прозвище у кандидата этого, который на задах сейчас дрыхнет, Дурдыка. Мы, конеш, все немного с придурью, но Толя тут чемпион. Шутки-прибаутки про него по заводу гуляют годами. То он пилораму угробит, то башенный кран чуть не опрокинет, то, мля, заявление в бухгалтерию напишет: "Прошу выписать мне дрова в счет отпуска". Зато беззлобный. Добрый, сука, как теля. За то прощали ему все.

Собрание, значит, кончилось, народ расходиться начал. Настроение хорошее: руководство знатно нагнули. Не каждый день такое. Толика, значит, поздравляют. Он, дурак, сияет, как медный рупь, поздравления принимает. Праздник, короч.

Кстати, может, Толик, падла, и пробился бы. Мало ли там наверху чудаков что ли? Дурдыка точно не хуже. Может, каким-нибудь губернатором, сука, стал бы. Но не судьба!

Какой-то Дурдыкин избиратель говорит: "Ну что, Анатолий, надо бы обмыть доверие народа!" Кругом все кадыками дернули, глаза налились. Ждут.

Губернатор будущий отреагировал резонно: "Так айда в бытовку, у меня там баночка есть!" Ну и ломанулись, чо. Выпить на халяву, да в нерабочее время – это ж счастье.

Банка, сука, оказалась трехлитровой. А в ней – спирт. И понеслось! Лозунги, наказы, мля, избирателей, пожелания стать президентом и секретарем ООН. Толик цвел, как девица. Компании предвыборная ему нравилась до колик в животе.

Потом, значится, политик наш с избирателями бытовку, шатаясь, покинули, и поперлись к тете Дусе закреплять успех. Тетя Дуся – местная самогонщица. Ее отрава, сука, быка с ног валит, не то что кандидата какого-то.

Толе хорошо стало. Он и так мужик не злой, а когда выпьет, как щеня всех любит. Сегодня вон что-то перебрал, а так обычно ходячий. Короче, захотелось ему народ порадовать, спеть, мля, и станцевать. А чо, Киркорову, мужу бабушки можно, а Толику нельзя что ли? Было лето, окна в домах – настежь. Дурдыка, мля, значит, танцует, народ радуется, одобряет самодеятельность. У нас артистов любят, из народа – так ваще.

Слушал я его тогда. Ух, какие ноты он брал! И песни все душевные такие. Частушки матерные, в основном. В общем, я тебе скажу, Киркоров тот в сравнении с Толиком – петух щипаный.