[email protected] (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

Молчать уже было просто неприлично, и Филимон, заполняя паузу, многозначительно произнес:

— И вы решили уехать от него подальше?

— Я? — вскинула пышка накрашенные брови. — Я послала его подальше! Пусть остается в этом бардаке, а у меня еще все впереди!

С этими словами соседка гордо выпрямила спину, и Фил почувствовал правоту ее утверждения и легкое головокружение.

Очень к месту оказалась стюардесса, которая обходила пассажиров и принимала заказы на обед.

— Antique? Regular? New way? — заученная улыбка не сходила с лица стюардессы ни на секунду.

Фил равнодушно согласился на регулярный гамбургер, а соседка заказала «нью-вей»: травяную имитацию стейка и спецэффекты. Она была не оригинальна — многие модники уже натянули на себя виртуальные шлемы и получали удовольствие от разнообразных закусок, возникавших в их представлении, хотя жевали они в реальности горсть поливитаминов и пищевых имитаторов.

Смельчаки, рискнувшие заказать «антик», боролись с бледно- зелёной куриной ногой. Для полноты забытых ощущений на ней, местами, сохранились корешки выщипанных перьев. Когда удавалось найти критическую точку муляжа — нога распахивалась и открывала гурманам заложенный внутри паштет либо Shrimp cocktail, — кому что достанется.

Хасиды доставали из сумок свои кошерные тормозки, краснокожие полукровки упорно спрашивали у стюардов вяленного салмона, а натуральные украинцы дрожащими от волнения руками накладывали на чёрные куски хлеба жемчужные ломтики сала.

Перемалывая хрустящий french fries, сдобренный кетчупом, Фил с благодарностью подумал о тех умницах, которые придумали немедленную кормежку в самолете. Этот процесс настолько снимал напряжение и страх перед прыжком на пять-шесть тысяч миль в высоту, что трудно было себе представить, чем еще более удачным и естественным можно было бы занять путешественников. Прервав свои пост-гастрономические размышления, он мельком глянул в окно и совершенно оторопел: вместо привычного плоского ватного покрывала там громоздились хитросплетения гигантских вертикальных фигур высотою в несколько миль. Заходящее в скоростном режиме солнце разукрасило небесные скульптуры красками, которые могли бы себе позволить лишь Ван Гог, Дали или другие психи, которым удалось выбиться в гении. Причём облачный Микки Маус был ростом ничуть не ниже Статуи Свободы и даже чуть больше Кинг-Конга, у которого в руке, вместо любимой девушки, почему то была зажата дымящаяся сигара. Персонажи громоздились друг на друга и переливались разноцветными огнями, как рождественская елка в Rocafellar Center.

В одном из освободившихся углов небесного калейдоскопа мелькнул знакомый силуэт, напомнивший о чем-то, казалось бы, забытом, но не вычеркнутом из памяти. Стройная женская фигура пронеслась в стремительном фуэте, и чтобы чётче ее увидеть, Филимон слегка прищурил веки.

Но облако рассеялось.

Но облако рассеялось.

Филька попытался еще раз прищуриться и увидеть Белку на небе — яркое солнце шибануло его по глазам. Он прикрыл веки, но светящийся червячок продолжал скакать по глазу, путешествуя из одного угла в другой.

Жизнь определенно не складывалась.

Вначале пришлось отложить отъезд в Киев, потому что ссыльные и вольнонаемные в праздник Первого мая устроили драку. Примчалась на катерах по реке милиция — вольнонаемных разогнали по домам, а ссыльных построили на берегу Зеи, отсчитали каждого десятого, погрузили на борт катера и под волчий вой жен и матерей увезли в Шимановск. Стефан, папин ученик и предполагаемый сменщик у токарного станка — был десятым.

Смены не стало.

А затем случилось с Белкой.

Колонна грузовиков с солдатами пронеслась по поселку так быстро, что несколько сонных куриц не успели дожить до предписанного судьбой супа, а самое страшное — зазевалась Белка. Машина передавила ей задние ноги и умчалась, вздымая клубы пыли. Когда Белку принесли к сарайчику, то Хрюка стала сначала бегать по двору, а потом страшно и громко визжать. Филю к Белке не пускали, а Хрюку и вовсе увели куда-то. Потом мама сказала, что Белка теперь будет жить на небе, а Хрюка — убежала в лес. Но Филька все понимал, а точнее прислушивался к разговорам взрослых, и поэтому с воплями отказывался есть невесть откуда зачастившие к обеду котлеты.

Хрюка была другом — друзей кушать нельзя.

Он не знал, откуда брались в нем эти твердые убеждения, но был абсолютно в них уверен. Тем более, что про Белку он поверил и все старался увидеть — как она там, на небе?

И с дядей Климом вышло очень нехорошо.

Он был такой веселый, все шутил, анекдоты рассказывал, всегда с трассы что-нибудь приносил в дом — то орехов, то меду.

А дед из староверского скита был такой тихий, белый, бородатый, и когда он наставил на Клима ружье, то все, кто сбежался ко двору на крики Климовой Галины, даже не могли поверить, что дед Ярин может выстрелить. К тому же, тетя Галя выкатила из чулана эти проклятые колеса, что прихватил Клим из охотничьего домика, аж за триста верст отсюда. И как, по каким следам, по какому лесному телеграфу нашел его дед — никто не мог понять. Разве что рысь привела?