Дома эконом взялся было за телефон, чтобы в полицию звонить. Да передумывает. Что он им скажет? Разве они поймут?.. Начнут выяснять, что да как… То ли дело раньше, когда он простым батраком был в имении, потом конюхом, потом вторым садовником… Тогдашний управляющий просто вызывал полицию, и все… Эх, не те нынче времена. «Если так будет дальше, уйду на пенсию…» — решает эконом и вешает трубку.
Потом выплачивает деньги землекопам.
Дело уже движется к полудню.
И ветер не всегда дует в одну сторону; и на море прилив сменяется отливом. Удивительно ли, что человек воспринимает мир не всегда одинаково: то совсем он ему покажется мрачным, то ничего, вполне терпимым… Выходит эконом на крыльцо, копается в карманах штанов, говорит землекопам:
— Смотрите, мужики, с умом тратьте деньги!
Будто ничего и не случилось.
Деньги, как полагается, берет старшой, Шандор Силаши-Киш. Мужики идут за ним чуть поодаль: пусть никто не думает, что они за свои деньги опасаются. Но Сито все же мигает Красному Гозу, так, на всякий случай. Тот, ни слова не говоря, ускоряет шаг и догоняет Силаши. Молча идет с ним рядом.
Веселее стало у всех на душе. Неплохо заработали, что скрывать. В прошлом году вот так же, артелью, выполняли они подряд для Общества регулирования вод; там и кубометр дороже стоил на четыре филлера, а все равно меньше получили. Выходит, в этот раз особенно постарались Хоть и не хотели сначала брать новичков в бригаду, да, видно, не подкачали новички.
Конечно, не все складывается, как мечталось. Сито, например, так и не купит себе молодых волов; Силади не будет домовладельцем в Вараде; Тарцали пока нечего и думать от тещи отселиться… хоть и заработали вроде хорошо. Кое-что есть в кармане — а в то же время будто и нет. Странная, однако, штука жизнь.
Даже Красный Гоз большего ждал от этой работы; не денег больше — на это грех жаловаться, — а чего-то другого. Словно надеялся: кончат они насыпь, и развод Марики сразу станет реальнее. А теперь с неожиданной ясностью понимает, что ничего, собственно, не изменилось. Ну, получил он семьдесят пять пенгё — но что для них это? Капля в море… Снова надо думать, где достать денег. Снова искать заработок… Обманывать, воровать, если представится случай.
Легко им всем говорить, священнику, эконому, учителю: мол, честно ешь свой хлеб. А что ему делать, если не может он законно обвенчаться с Марикой, не может ребенка своего окрестить, дать ему имя. Чтобы потом не показывали люди на него пальцем.
И главное, не может доказать Марике, как он ее любит; не может дать ей того, на что имеет право любая жена: законного ребенка и честное имя.
Надвинув шляпу на лоб, сжимает Красный Гоз деньги в кулаке и идет домой. Что бы там ни было, а Марика так жить не может…
Марика и вправду не может больше.
Еще бы. Вроде мужняя жена, а в то же время не поймешь кто. Обвенчана с одним, живет с другим; как будто двое мужей у нее. Один — законный, другой — незаконный. От незаконного мужа ждет она ребенка, а имя он должен получить от мужа законного…
Правда, Марика обо всем этом старается не думать, хоть совсем не думать — не выходит… Почему-то кажется ей, что если все время ломать над этим голову, то лишь мешать она будет Йошке.
Уж так верит в него Марика — больше, чем в самое себя. Правда, дни все идут и идут, живот у нее растет, а все остается по-старому. Одна надежда: бог милостив, все устроится в свое время.
Утром ходила она в огород молодой картошки накопать к обеду и разговорилась там с соседкой. Идут они, каждая по своей борозде, остановятся и беседуют.
— О, знаешь… Года два назад тоже хорошая стояла погода. Ну, думали, урожай некуда будет складывать… а остались с пустыми руками. Картошка вся засохла, огурцы прогоркли, дыни выросли с мой кулак, не больше, да и те кривые, кособокие, люцерну жучок какой-то съел, турнепс как морковка был, а морковь так и совсем не родилась. Капусту гусеницы изгрызли… — все говорит соседка. Жалуется на прошлое время. Но жалобы эти обращены скорее к настоящему как упрек, как просьба: мол, хватит бы напастей. Пора бы уж немного отдохнуть от них.
Слушает Марика эти жалобы, слушает — а сама смотрит вокруг, на пышную сочную зелень плодовых деревьев, кустов, овощных грядок. Да, нынешнее лето на редкость выдалось щедрым. Кукуруза качает свежими, мясистыми листьями, помахивает метелками, словно приветствуя жужжащих вокруг пчел. Стебли картофеля — толстые, крепкие, ярко-зеленые, и цвет с них уже осыпается. Люцерна стоит плотными рядками, обрызганная росой. Алеют маки, дынные плети убегают на соседние гряды… О, если уж нынче не будет урожая, то когда еще и быть ему! Да не перечить же старшим…
— Да… Погода — ее ведь наперед не угадаешь, — поддакивает она соседке.
— Вот-вот. И я говорю… — далеко разносятся соседкины слова в тишине воскресного утра.