Пядь земли

Писарь высовывается в дверь, как и в первый раз, будто в прятки играет, вызывает следующего. И сразу входит в кабинет Красный Гоз. А Имре Вад выходит. На ходу шапку надевает. То ли шапка мала, то ли голова велика — никак не надевается шапка: нижний край у нее загнулся…

— Вы Йожеф Гоз? Или Йожеф Красный Гоз? Это кличка у вас такая?

— Была бы кличка, если б я ее стыдился. Да я не стыжусь.

— Вот как. Значит, признаете ее?

— Конечно. Хорош я был бы, если б не признавал.

— Почему?

— Потому что тогда… тогда в самом деле была бы кличка. — И беззвучно смеется Гоз.

Не по себе становится исправнику. Он-то радовался, что в беседе с Имре Вадом нашел тот язык, на котором будет разговаривать с мужиками и сегодня, и завтра, сможет решать любые запутанные дела. И вот приходит этот Гоз и оказывается совсем другим человеком, и к нему опять надо искать подход. А как его найдешь? Может, дело просто в том, что один — пожилой, другой — молодой? У того лицо прорезано глубокими морщинами, в которые словно въелись навсегда и русский плен, и Сибирь, и Екатеринбург, и белые, и красные… «Короче говоря, мы с ними то же, что и они с нами…» — гудят у него в голове слова. Устал исправник. И настроение у него совсем испортилось.

— Чужие землекопы снова бастуют. Что вы об этом скажете?

— А что сказать? Им ничего больше не остается.

— Что такое? Это как понимать? — вскакивает исправник. Неужели опять завелись в деревне социалисты?

— Очень просто. Землекоп ведь когда берется за работу? Когда все наперед в голове рассчитает. Теперь два случая могут быть. Или оправдываются его расчеты, и тогда все в порядке, или не оправдываются, и тогда он бастует. А раз бастует, значит, вправду плохо дело.

— Вы социалист?

— Нет. К сожалению.

— Это почему же — к сожалению?

— Неважно. Факт фактом, его не изменишь, так что и говорить об этом не стоит.

— Вы ведь тоже землекоп?

— Был землекопом. То есть если точнее, то и землекопом был не совсем.

— Сейчас на что живете?

— На то, что в прошлом году заработал и раньше. А на следующий год тем буду жить, что в этом году заработаю.

— Вы же сказали, что уже не землекоп.

— Ну и что? У меня земли есть немного, от матери; мать солдатская вдова, отец на фронте погиб. Земля, правда, солончак, да ведь я на солончаке родился и думаю, сумею прожить.

Снова ходит исправник по комнате. Что это за человек, что он собой представляет? До сих пор этот мужик задавал вопросы, а не он, исправник… то есть, спрашивал-то исправник, конечно, но спрашивал так, как тот хотел. Вот что странно. Более того, противоестественно. Может, отпустить его пока и попросить у полицейских подробную информацию? Да разве даст кто-нибудь подробную информацию об этом мужике? Ударил он кого-то, а тот на него не заявил. Даже отрицать стал. А в то же время, очевидно, этот Красный Гоз играет какую-то роль в том, что землекопы на строительстве пруда начали бастовать. Притом и местные частично разложились, бросили работу. К этому тоже, должно быть, он руку приложил.

— Послушайте-ка. Еще что-нибудь вы знаете об этой забастовке?

— Только то, что любой может узнать, если захочет. Вообще-то работа оплачивается хорошо, даже, можно сказать, по-господски. Плохо только, что почву недобросовестно исследовали, когда пробную копку делали. Наспех, приблизительно. Потом уж догадались и инженер, и рабочие, что надо было бы получше смотреть. Есть участки, где нижний слой не только лопата — кирка не берет.

— Почему? Каменистая почва?

— Нет, не каменистая. Хуже. Камни ведь окапывать можно, взрывать, а эту почву ничем не возьмешь. Потому что солончак. Хуже, чем промерзшая земля. А ведь мерзлая почва тоже много забот принесла землекопам.

— Конечно. Может, в этом дело? Но что же с такой землей делать? Плату рабочим повысить?

— Обязательно. Иначе не будут они работать. Просто-напросто не осилят. Пруд ведь делается при содействии сельскохозяйственного министерства, так что и власти могут вмешаться.

— Что же делать? Снова поднимать плату? Или совсем отказаться от пруда?

— Зачем отказываться, если помещику нужен пруд? Там у них инженер есть, он знает, что делать. Должен знать по крайней мере. Машины здесь нужны специальные. Которые землю разрыхлят, а потом уж землекопы легко смогут ее перевезти.

— Интересно. Откуда вы такие вещи знаете?

— Знаю, и все тут. Человек столько всего знает, что и сам порой удивляется. А вообще-то я с землей немало имел дела. Раз даже в Хортобади, например.