— Ференца Вирага не было на месте. И вообще в церкви.
— А… Я и не смотрел туда.
— Не было, точно не было. Видно, в самом деле снял его исправник.
— Возможно. Стало быть, правда, что подмазал его помещик, когда с участками решалось дело?
— Конечно, правда. Да это еще ничего не значит. Уж Вираг-то вывернется как-нибудь. Разве что старостой ему не быть… Ты что на это скажешь?
— Вывернется, это точно… — И Красный Гоз думает теперь о том, что, пожалуй, не господа прижимают мужиков, а сами же мужики. Те, конечно, которые умеют вскарабкаться другим на шею. А если удастся теплое место еще заполучить, тут уж они не упустят случая, чтобы чего-нибудь не урвать себе. Для них общее достояние — как бесхозное добро: сколько ухватил, все твое… Проворуется один староста — за ним другой приходит, нисколько не лучше. Все похожи друг на друга, как родные братья… И есть, наверное, какая-то связь между церковью и правлением… Есть — но какая? Хорошо бы и на это найти ответ; может, кореша спросить?..
Да так и не спрашивает он кореша ни о чем; наверное, потому, что уже идут они по улице.
Девки далеко вперед ушли; черные фигуры баб маячат у калиток, исчезают во дворах. Только мужики еще стоят кучкой перед церковью.
— Обедать, кум? Приятного вам аппетита, — говорят друг другу, руки трясут и расходятся восвояси. Таким же манером и старый Чер прощается с соседом своим, Шойомом, хоть они и в ссоре давно. С тех пор как Шойом по ошибке Черихе угодил в спину комом земли. Да в церкви забывать полагается о ссорах. Ссориться дома можно; дома они и не взглянут друг на друга через изгородь.
— Что после обеда делаешь, кореш? — спрашивает Тарцали.
— Не знаю пока.
— Может, мы зайдем к вам с Пирошкой.
— Заходите, дома будем.
Пожимают руки. Один в одну сторону идет, другой — в другую.
Пустеет улица; ни души не видно вокруг. Время — около одиннадцати. По крайней мере так показывают часы на колокольне. Да ведь часы эти ходят, как хочет Шандор Пап, санитарный инспектор и похоронный агент. Поскольку все еще он часами ведает…
8
Едва разошелся народ по домам после службы, как снова начала оживать улица. Многим еще надо куда-то успеть до обеда; до сих пор ждали они, не хотели встречаться с теми, кто в церкви был. Одно дело — не ходить в церковь, а другое — чтобы всем это в глаза бросалось.
И вообще дурной приметой считается, если встретишь, во-первых, свадебную процессию, во-вторых, похороны, в-третьих, идущих из церкви…
Ференц Вираг выходит из правления, где с самого утра с глазу на глаз переговоры вел с секретарем. Озирается вокруг; руки то в карманы сунет, то вынет. Непривычно ему без жезла.
Черт бы их всех побрал!
Это его-то захотели в угол загнать? Ну что ж, пусть попробуют, пусть потешатся. Эх, этот Ямбор… кто б мог подумать, что таким заклятым врагом он ему окажется! А все из-за чего? Все из-за той шутки с соломой. Что ж это будет на свете, если люди из-за каждого пустяка начнут в бутылку лезть!.. Уж и пошутить, выходит, нельзя?.. Те две анонимки наверняка Ямбор послал, хоть и разной рукой они писаны. Конечно, писать каждый может, было б кому читать. Он вот тоже столько мог бы понаписать, за неделю не перечитаешь… Настропалился в свое время на выборах. Хорошее было время… Не хватает, скажем, рекомендаций у кандидата? Ерунда! Они с Фуксом за ночь напишут даже больше, чем нужно. Только не одним пером, конечно, и не одним почерком. Это легче легкого. Если нормально держишь перо, так и то можно ухитриться непохоже писать; ну а если под другой палец взять, совсем изменится почерк. Можно еще и другие два пальца использовать… а у человека на руке — пять пальцев. Это все равно, что пять разных почерков. Да еще — левая рука, на ней тоже пять пальцев… Десять почерков всего выходит.
Только вот за буквой «s» надо следить. И за «t». Потому что эксперты по ним скорее всего могут установить, кто писал… Правда, эксперты эти тоже ни черта не понимают. Мастера пыль пускать в глаза…
Обо всем думает Ференц Вираг; только не о том, что конец наступил его власти. Пронюхал-таки исправник про его дела. А ведь он даже наедине с собой старался про них не вспоминать. Успокаивал себя: мол, начнется строительство, и за суетой забудут мужики свои подозрения, опять выйдет он сухим из воды… А деньги, что от помещика получены… насчет них он даже сам себе лгал до сих пор: мол, ничего нет и не было… а что было, то он за бычка получил, которого откармливал и потом уступил помещику. Вообще-то за бычка получил он особо, что уж там… эх, черт побери!..
Счастье еще, что эконом ни в чем не признался. Все отрицал. Молодчина.
Да, только с господами, видно, и можно иметь дело…
Это вот — один Вираг.
А другой Вираг — тот, который на самом деле был хорошим старостой, и остался бы им еще бог знает сколько, если б не этот чертов пруд. Ведь это факт, что всегда он бедняков защищал (они его и выбрали в свое время). Хоть и не получили они участки на хороших землях, возле деревни, так зато в другом месте получили больше и по дешевой цене. Можно сказать, бесплатно. Если б не он, пришлось бы еще и платить втридорога. Вот оно как.