Читаем Пядь земли полностью

Позади осталась деревня, Красный Гоз усаживается на телегу. Коровы споро идут, весело, потому что с одной стороны дороги — болотистое место с водой, а по краям его — зеленая, свежая трава.

В деревне же агитация развернулась вовсю.

Те, кто вчера на именинах был у Тотов, успели разбиться на разные лагеря. Одни за Эсени стоят горой, другие — за Яноша Багди, третьи — за Габора Тота. А остальные, кто ни к тем, ни к другим, ни к третьим не присоединился, говорят: мол, пусть ни один из трех не будет старостой, а пусть будет старостой мельник Такач.

Такому повороту очень все удивились. Удивились — а потом еще яростнее взялись за дело. Забегали люди по улице, из одного дома в другой, разносить новости. Находились мужики, которые и одного кандидата поддерживали, и другого, и третьего… Всех захватила выборная горячка.

Молодой Такач уже в сторону отошел и только хмыкал, когда перед ним нового родственника поминали, Габора Тота. И говорил: мол, ему до этого дела нет.

— Так это что же такое, кум? — наседал на него Лайош Ямбор, с которым они ночью стали кумовьями. — Нельзя тебе в сторону отходить. Ведь о родственнике твоем речь. Никак ты не можешь Габора Тота не поддерживать.

— Он нам такой же родственник, как мы ему. Если ты не возражаешь, — отвечал Такач. Так он всегда говорит, а сегодня — тем более. Может, специально для того, чтобы Ямбора осадить. И осадил. Отошел от него Ямбор, как побитый.

Все три корчмы переполнены народом: как недавно, весной. Каждый свое кричит. Ну и пьют, конечно. Однако удивительное дело: ни с кого не требует корчмарь платы за выпивку. Будто мужики одолжение делают, что пьют. А ведь сколько они выпьют за три-то дня! Потому что через три дня назначены выборы. Так что надо торопиться сейчас с выпивкой, чтобы к тому времени все выяснить.

Красный Гоз возвращается домой не скоро, почти в полдень. Еще четыре ряда картошки отвел он под полив. Ведер пятьсот воды вытащил из канала. Носил, правда, по два ведра, да все равно немало времени ушло. Пока брели коровы домой, подремал в телеге; входит в ворота свежий, Рози за собой ведет.

— Стой. Тп-р-ру… — Корову, если уж она разошлась, остановить трудно.

А на крыльце, дожидаясь его, стоит Шара Кери.

— Ну, знаете… вы, должно быть, чувствовали, что ждут вас, потому и не спешили?

— Да вы не меня ждете. А места старосты. Или хотя бы должности в правлении.

— Ишь, какой умный… Ну-ну, говорите, коли начали. Что нам дальше делать?

Йошка проворно распрягает коров. В хлев не ведет их, а привязывает под тутовым деревом, навильник сена им кидает. Руки моет, а сам время от времени косится на Шару Кери, которая ходит вокруг в нетерпении.

— Вот что, Шара. Вам в самом деле надо, чтобы Вирага избрали в правление?

— Как же не надо-то? Ведь такое чудище мало поймать: его удержать еще надо. Сколько лет он общественными делами живет… не думаю, что так легко с ними расстанется. Ну и… для меня бы это было хорошо, из-за деревенских языков…

— Ладно. Попробуем. Старостой, конечно, ему не быть, исправник не позволит, но если новый человек старостой станет… в общем, Габор Тот…

— Вот-вот. Я это и хотела сказать.

— Надо найти сто человек, чтоб подписали они прошение насчет Габора Тота. Тогда дело сделано.

— Интересно… откуда вы все это знаете?

— Знаю. Могу и я знать кое-что, хоть по мне и не скажешь. Закон такой есть. Тогда исправник его назначит. А не назначит — будет основание обжаловать хоть в самом комитате. Да и выше есть власти… суд и прочее. Вы писать красиво умеете? Напишите-ка прошение, и за дело.

— Писать я могу… Да сумею ли прошение составить?

— Я вам помогу. Вдвоем-то мы как-нибудь потянем на одного толкового.

— Ох, какой вы умный! Я всегда это знала.

— Да? А я не знал… — смеется Красный Гоз. Недаром общался он с адвокатами; да и вообще с законом он всегда не очень-то ладил. Вот и готовился заранее к защите. Так что в самом деле разбирается немного в этих делах.

Прошение они написали; то есть писала Шара Кери, а Йошка кой-что подсказывал. Когда кончили, Шара Кери в восторг пришла. Красный Гоз, правда, сказал, что надо бы не так написать, по-другому. Тем не менее уже после обеда Лайош Ямбор с таинственным видом таскал прошение по деревне. Сначала просто разговор заводил, Красного Гоза поминал, как бы между прочим. Чтобы узнать, где как встретят его. Прощупывал почву, стало быть.

Во всяком случае, имя Красного Гоза звучало нынче во всех дворах, во всех хатах.

А к вечеру деревня разделилась по партиям, по улицам, по группам. Однако вино выставляли только две партии: Габора Тота и Йожефа Эсени. А Багди и Такач ставить не хотели. Говорили, пусть деревня радуется, если они так согласятся быть старостой. Еще им заплатить надо за это. Ишь ты. Ну да люди ведь разные и по-разному хотят в старосты попасть… Габору Тоту выпивка недорого обошлась, у него своего вина много. У Эсени же вина нет, зато денег с избытком. На все хватит.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека венгерской литературы

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное