— Кто вино свое не выпьет… — ораторствует рядом, справа, Шандор Пап, санитарный инспектор и похоронный агент. — Будьте здоровы, будьте здоровы… — чокается то с одним, то с другим. Красный Гоз пьет, а сам посматривает вокруг, пытается сообразить, что к чему. И видит, что дело тут, пожалуй, не в именинах. Неспроста Тоты столько народу к себе назвали… Тут и молодой Эсени с женой, и Фери Такач, брат Лили, тоже с женой, и зять Яноша Багди, здесь и кореш его, Тарцали, с Пирошкой. Словом, молодежь, цвет деревни… Лили шепчет что-то Марике, берет ее за руку, в другую горницу уводит. Горниц здесь хватает. Одна, две, три… и в каждой есть кому жить.
Вот только старую хозяйку нигде не видно.
Старый Тот выходит с вином, причесанный, побритый, усы подстрижены — будто заново родился. Вот, значит, где собака зарыта. В старосты метит Жирный Тот… Для того и именины понадобились.
Но пока об этом речь не идет; пока уговаривают гостей есть да пить. Да закуривать.
Ямбор уже руками машет, громче всех кричит: видно, самым первым сюда пришел. Да не только поэтому он шумит, а и потому еще, что с весны считает себя большим человеком. Умным. Если он чего захочет, обязательно добьется… Но при всем том, конечно, не вредно завести хороших приятелей — вроде Красного Гоза.
— Что, Йожеф? Не идет, что ли, вино?..
— Идти идет. Да куда спешить?
Пьют. Закусывают, Салом закусывают. Окороком.
Да как-то не от души пьется людям, будто прислушиваются все, ждут чего-то. И каждый другого уговаривает пить. А сам — не очень. Даже Лайош Ямбор нынче осторожен. А это значит — дело пахнет керосином… Музыка раздается: цыгане играют в коридоре. Кое-кто из баб подхватывает: мол, они плясать хотят, а там хоть трава не расти. Однако даже музыка не слишком расшевелила гостей…
Уже ближе к полуночи все вдруг головы поднимают: в дверях Геза громко и сердито толкует что-то Красному Гозу, который уходить было собрался, а Геза его не отпускает:
— Я тебе, кум, прямо скажу: не будет в деревне порядка, пока не изберут старостой такого человека, как мой отец.
— Что говорить: Габор Тот для этого подходит…
— Уж ты мне поверь: если б отец был старостой, так мужики бы участки не на солончаках получили…
— Это точно: не очень-то там хороша земля для жилья… — соглашается Красный Гоз и видит, что многие прислушиваются к их разговору. Шеи вытягивают. Видно, в самом деле не из-за именин они собрались, а из-за выборов.
Только избавился он от Гезы, как подходит к нему Фери Такач, с которым он и трех слов, пожалуй, не сказал за всю жизнь.
— Видишь ли, я как раз собирался к вам заскочить, если позволишь… — уж так он разговаривает. Можно сказать, по разговору он и не мужик вовсе, а прямо из господ… В общем, он тоже родственника своего, Габора Тота, хочет в старосты.
Однако и другие здесь есть, не только Такач. Молодой Эсени, например, отводит Гоза в сторонку, чтобы сообщить: самым лучшим старостой будет его отец, Йожеф Эсени. Что на это скажет кум Гоз?
Правда, Гоз ему ни кум, ни сват — да кумом кого хочешь можно звать. Не обижаться же из-за этого.
Полночь миновала; гости на группки разбиваются, шепчутся, обсуждают что-то. В общем, вылезло шило из мешка. Прямо чистые выборы это, а не именины. Может, Лили вовсе и не Йолан окрестили?
Смотрит Красный Гоз на суету вокруг. Вот они, стало быть, те самые самостоятельные мужики, одним из которых он собирается стать. Что ж, должен человек быть кем-то: или тем, или другим. И если сделал он первые шаги, то возвращаться поздно.
Мужики, которые здесь собрались, — это, можно сказать, лучшие люди деревни. Из них избираются старосты — пусть не из них самих, а из их отцов; но дойдет очередь, и они в старосты захотят вылезти. Они заправляют делами в деревне: ведь каков староста, такова и деревня. Как известно, рыба гниет с головы… Последние годы старостой был Вираг, перед этим — Йожеф Эсени, перед Йожефом Эсени — Янош Багди; теперь Габор Тот станет, если повезет… Не все ли равно?.. То есть… если Габор Тот будет избран старостой, то Вирага можно сделать хозяином в правлении. Пусть Шара Кери порадуется, бедняжка…
— Эй, мужики, — стучит по столу Шандор Пап. — Мы ведь на именины пришли, а не старосту выбирать. Успеем еще со старостой. Тем более, что… старостой будет Янош Багди, и никто другой.
Ух ты! Вот тебе и на..
Ферко губы себе грызет, жалеет вино, которое Шандор Пап выпил.
Расходились все трезвые, как пришли.
Марика, пожалуй, теснее, чем всегда, к мужу прижимается, когда идут они домой. Приятно, что так обхаживают Йошку богатые мужики. Неужто вправду так уважают его в деревне, как Шара Кери говорит? Конечно, за это не будут им товар в лавке бесплатно отпускать, и хлеба у них больше не станет… да все же… Это такое дело, что иной готов и за деньги купить, да не может.
— Скажи-ка, Марика, честно… как ты думаешь, где наше место: среди этих или среди старых друзей?
— Господи, Йошка, боюсь и сказать-то…
— Скажи, скажи. Для того я тебя и спрашиваю.
— Мне кажется… и среди этих, и среди тех…
— Но ведь они богатые. А мы с тобой бедняки.