Открыв глаза утром, я еще успела поймать несколько секунд хорошего настроения, прежде чем память услужливо подкинула вчерашний разговор с Томом. Значит, вот так. Тяжело поднявшись с постели, поплелась в ванную. Шевелиться не хотелось. Дышать не хотелось. Да что там — жить не хотелось. Вяло водя мочалкой по плечам, я пыталась понять, зачем это затеяла. Все это: отношения с заведомо не моим мужчиной. Отпуск в Австралии. Любовь. Или не догадывалась, что всему хорошему свойственно заканчиваться? Лучше сейчас, чем потом, когда станет… А как станет? Хуже? Когда влюбишься сильнее, чем сейчас? А сильнее вообще возможно?!
Разве можно вообще добровольно от него отказаться? От самого идеального и доброго человека в мире?
Я тебя люблю.
Громко всхлипнув, я опустилась на пол, прижимая колени к груди. Где-то глубоко внутри отчаянно билась мысль: «Все правильно!», и я понимала, что со временем соглашусь с собой. Когда пройдет острая боль в груди, мешающая сделать новый вдох.
С трудом заставив себя подняться, я тяжело вздохнула, напоминая себе, что разбитое сердце — не повод пропускать работу. Совсем не повод. А потому, обернувшись полотенцем, побрела в спальню, останавливаясь перед зеркалом.
Поникшие плечи, сутулая спина, волосы свисают нечесаной паклей, тусклые глаза раздраженно щурятся на выглянувшее солнце. Будто отработала на фабрике викторианской эпохи три смены подряд. На работу так точно идти нельзя. Фестиваль в самом разгаре. А значит, надо собрать себя по кусочкам и попытаться хотя бы не рыдать, если улыбаться сил нет.
На кухне было тихо. Летти давно ушла в школу, кот спал, телевизор что-то бормотал про новые погромы беженцев в Германии. А я сидела за столом уже второй час, не в силах заставить себя подняться. Просто сидела, бессмысленно разглядывая свои руки.
Я бросила Тома. Решила поставить точку в самых восхитительных отношениях, которые когда-либо у меня были. И все из-за чего? От нежелания ездить к нему в Лондон на выходные? А если бы он позвал меня замуж, что тогда? Подала бы на развод через полгода из-за частых съемок за границей? Бред! А как тогда? Жить в бесконечном ожидании, когда он наконец сможет выкроить на тебя время? Но как-то же живут люди. И живут счастливо. Неужели я бы не смогла? Кого я пытаюсь отговорить? Или уговорить? Неважно. Я его бросила. Зачем?
Вопреки ожиданиям, чувствовала себя отвратительно. Где этот сладкий вкус свободы, что приходит после каждого расставания? Зачем себя обманываю? Как вообще смогу без него жить? Тяжело застонав, я уронила голову на стол и крепко зажмурилась.
Весь день прошел, как в каком-то нелепом артхаусном кино. Телефон так и не включила. Не хотелось с ним разговаривать. Хотя все ведь могло быть еще хуже — он, может, и не звонил вовсе. Внутри медленно, но верно разрасталась дыра. Черная, клубящаяся дыра, состоящая из отчаяния и злости. Сегодня у него был очередной спектакль. А я сидела в углу своего паба и мрачно наблюдала за веселящимися людьми, не в силах заставить себя хотя бы немного улыбнуться.
Видя мое состояние, работники старались не подходить лишний раз, ведя себя так, словно кто-то умер. Кто-то очень близкий. И за это я была им очень благодарна. Не надо мне их сочувствия. Всего лишь очередной роман. Всего лишь.
— Джен, иди домой. — На стул напротив опустился Алекс. — Серьезно. Иди, хватит уже себя изводить. Мы тут без тебя справимся.
— Думаешь? — Попытка улыбнуться выглядела жалко.
— Иди. — Алекс поднялся, помогая встать мне, и я вдруг почувствовала себя столетней старухой.
С трудом перебирая ногами, я пошла в противоположную от дома сторону, думая, что в четырех стенах точно начну сходить с ума. На улице стремительно темнело, зажигались фонари, и в лужах разбегались яркие искры. Начался дождь, сначала мелкий, мерзкий, забивавшийся под воротник и пытавшийся забрать остатки тепла. Обхватив себя руками, я зябко поежилась. Пора домой. Дождь усиливался, превратившись в ливень.
Уже дома меня начало трусить. Зубы отбивали мелкую дробь, замерзшие пальцы с трудом пытались справиться с пуговицами на куртке. Из гостиной выскочила Летти и первое время просто недоуменно смотрела на меня, а потом вдруг бросилась помогать, причитая, что, если я простыну, сидеть со мной будет некому. И что бродить под дождем без зонта — глупая затея. Я покорно кивала, позволяя дочке снять мокрую куртку и помочь расстегнуть ботинки. Поднялась вместе с ней в ванную, безучастно наблюдая, как шумит вода и на ней появляются шапки душистой пены.
— Я надеюсь, ты сама разденешься? — спросила Летти, скептично окинув взглядом мою скрюченную фигуру.
Я кивнула, дождалась, когда закроется дверь, и осторожно принялась раздеваться. Опустившись в теплую воду, прикрыла глаза, стараясь ни о чем не думать. Вообще ни о чем. Но не получалось. Отчаяние захлестывало, грозя затопить, вызывая непрерывный, жалкий поток слез. Жалкая. Такой жалкой я не чувствовала себя никогда. И от этой жалости хотелось выть.