Пианист. Осенняя песнь (СИ)

Мила сидела в кладовке, заставленной коробками с цветами. Раньше бы она с нетерпением раскрывала их, смотрела, как добрались розы, гвоздики, герберы, радовалась необычным оттенкам, думала, как составить букеты. А теперь ей и подходить к штабелям коробок не хотелось.

Какая разница? Все равно завянут, может быть, даже тут, в магазине, так и не украсив ничью жизнь.

Интересно, а какие цветы любит Видим? И что он делает с теми, которые дарят?

Ну вот! Опять все уперлось в вопрос о нем. Разве так можно? Мила стряхнула нежелание работать и занялась розами. Их заказывали в Эквадоре, цветы долго держали на таможне. Товарный вид не пострадал, но долго они не простоят. Людмила не просто видела, она чувствовала их “зрелость” — так называла это состояние полного раскрытия цветка, когда он, все отдав, начинает ронять подсохшие лепестки. Мила знала много способов остановить жизнь в срезанном цветке, и все они лишали его души. Красивые, но мертвые, с ними невозможно было говорить, они не отвечали.

Он звонил, а я не ответила… так что его винить? Мила зациклилась на этой мысли и, пока разбирала розы, все продолжала так или иначе поворачивать её. Потом отвлеклась, пересчитывая сетки и подбирая ленты для букетов. Октябрь-ноябрь — не сезон, покупают обычно меньше, зато мероприятий по городу больше, наверно, придется ездить оформлять. А потом наступит предрождественский бум. Время нарядных гирлянд, венков с шарами и свечками, остролиста, душистых еловых веток и исколотых пальцев.

А где Вадим будет на Рождество?..Нет! Невозможно так жить! Мила отложила в сторону рулон с золотистой сеткой и вышла в зал поливать цветы в горшках.

На кассе сидела сама хозяйка, Ирина Петровна, женщина еще молодая, идеально ухоженная — то, что принято называть “бизнес-леди” — от кончиков нарощенных и наманикюренных ногтей до носков испанских туфель из натуральной кожи. Ирина Петровна выглядела как элитный букет в дизайнерской упаковке. Прическа, макияж, аксессуары — не женщина, а иллюстрация с разворота модного журнала.

Все продавщицы, кроме Тони, панически боялись Ирину. И Мила тоже. Но директриса её выделяла в любимчики, потому что у Людмилы единственной из всех в цветочном салоне, включая саму Ирину Петровну, было специальное образование. И еще у неё был особый талант составлять витрину так, что редкий покупатель уходил из магазина с пустыми руками. Даже если заглянул из любопытства, от нечего делать, не имея намерения приобретать цветы, обязательно уносил с собой хоть небольшой букет или сувенир.

— Ну что, Милочка, как там Петербург? — не отрываясь от накладных, спросила Ирина Петровна. — У меня и времени не было поговорить с тобой. Что хорошего повидала? Понравилось? Антонина болтала, что вы даже на концерте были?

— Да, и на концерте тоже. — Мила отставила лейку и передвинула горшки с азалиями так, чтобы цветущие оказались в центре. — Большой красивый город — Петербург.

— Туда весной надо ехать, когда каштаны цветут в скверах и сирень — вот красота где! — мечтательно вздохнула Ирина Петровна и тут же снова приняла строгий вид. — А у нас тут без тебя завал. Сама видишь, что с витриной творится, и в зале тоже надо как-то все сезонно поменять. Унылое однообразие мне надоело, придумай что-то новенькое.

— Хорошо, я постараюсь. Может быть, инсталляцию сделать в зале?

— Инсталляцию, эпиляцию, революцию, проституцию — что хочешь делай, потом мне скинь смету. Только чтобы народ к нам пошел! Доходы на треть упали, а мне аренду платить за помещения. В ноябре я в Тунис уеду, тут все на тебя оставлю. Тоня говорит вы ноутбук купили — это хорошо, по интернету общаться удобно. Если у неё там чеки сохранились, мы его через магазин проведем, как оборудование. Или я вам премию выпишу в размере… Сколько он стоил?

— Я не знаю, Тоня не сказала. Он подержанный.

— Вернется — спроси, а я на вокзал, там тоже надо торговую точку проверить, по-моему, они подворовывают. С черножопых что взять? Так, ну… у нас тут все сошлось. Значит, я жду твоих идей.

Мила вернулась в кладовку, там же у них была и “комната отдыха”: стол стоял, на нем чайник и микроволновка. Теперь вот еще и Тонин ноут.

Мила вспомнила, как Тоня сказала: “На голову больные”. Может, и права. С другой стороны, вон у самой-то Славик. А у Милы никого. Так был бы малыш, на Вадима похожий… Дура она! Какая же дура! Ему это ничего не надо, у него в жизни все есть. И дочка есть уже, и… Да все у него хорошо! И он даже и не вспоминает. От этой мысли на глаза тут же навернулись слезы обиды. Конечно не вспоминает! И ей надо забыть Лиманского! Мила подвинула к себе ноут и щелкнула мышью, выводя систему из сна — посмотреть еще раз, а потом забыть.

Рабочий день давно закончился, можно было идти домой, а Мила все не могла оторваться от фотографий и видео, от статей, интервью, концертных афиш. Смотрела, читала, уже и не плакала, потому что слез не было. Закончились, наверно.

Стоило увидеть его, и все вспомнилось, встало перед ней с неодолимой силой свидетельствуя — вот оно, настоящее!